У нас было много поводов для использования парижского канала, потому что вскоре мы были по горло заняты нашими связями с Москвой. Вопреки опасениям советологов Москва не прореагировала враждебно – по крайней мере, на начальном этапе. Московское радио в своих передачах изложило новости русским радиослушателям, дословно излагая текст коммюнике, но опустив предложение «Президент Никсон принял это приглашение с удовлетворением». Первый авторитетный комментарий с советской стороны пришел девять дней спустя. С деланым равнодушием газета «Правда» объявила 24 июля[253]: «В Советском Союзе не видят в китайско-американских контактах какого бы то ни было повода для сенсаций», и далее писала:
«Конечно, дальнейшее развитие событий полнее раскроет подлинные намерения Пекина и Вашингтона. Наша партия и государство будут учитывать все возможные последствия китайско-американских контактов.
Разумеется, всяческие расчеты использовать контакты Пекина и Вашингтона для какого-то «давления» на Советский Союз, на государства социалистического содружества являются лишь следствием утраты чувства реальности».
Разумеется, точно так, как давление не достигается в результате объявления об этом, так оно и не заканчивается от его отрицания.
Достоверная советская реакция была сделана не по пропагандистским, а по дипломатическим каналам. Советский Союз начал действовать энергичнее на двух фронтах, чтобы справиться с новой международной реальностью. Вначале он попытался быстро улучшить свои отношения с Вашингтоном: неожиданно он обеспокоился созданием впечатления, что более серьезные дела могут быть завершены в Москве, а не в Пекине.
19 июля Добрынин даже несколько печально поинтересовался, не повлияла ли советская нота от 5 июля, обходя вопрос о встрече на высшем уровне, на нашу китайскую политику. Я избежал ответа на этот вопрос. Правда, как я заметил, состояла в том, что она облегчила нам путь в Пекин. Мы, так или иначе, пошли бы по этому пути, но двигались бы окольным путем. Неожиданно московский саммит перестал быть недостижимым. Станет ли президент, как поинтересовался Добрынин, рассматривать возможность посещения Москвы раньше Пекина? Мой ответ совпал с ответом, который я дал Чжоу Эньлаю: встречи на высшем уровне будут проходить в порядке объявления. Другие переговоры, которые были месяцами заморожены, стали по мановению волшебной палочки размораживаться: например, Берлин и переговоры о предотвращении случайного возникновения ядерной войны. Как я буду описывать повсюду, переговоры по обоим этим вопросам стали быстро продвигаться к завершению в течение нескольких недель после пекинского объявления.
Но существовала и какая-то зловещая сторона в советской политике. В нараставшем индо-пакистанском конфликте Советский Союз обнаружил возможность унизить Китай и наказать Пакистан за посредничество. Напряженность на субконтиненте усилилась многократно после того как военное правительство Пакистана попыталось подавить попытку Восточного Пакистана отделиться. Индия и Советский Союз оказались в фактически естественном альянсе. Индия, со своей стороны, на начальной стадии приветствовала объявление 15 июля Никсона, министр иностранных дел Индии Сваранг Сингх сделал очень щедрое заявление о том, что это «значительное, позитивное событие». Но к 20 июля Индия начала демонстрировать совсем другое, она стала задействовать придуманные ею китайско-американские замыслы на субконтиненте в качестве предлога для своих собственных планов с Советским Союзом. Отвечая на вопросы в парламенте, Сваранг Сингх сказал: «Мы не можем наблюдать с равнодушием за этим (китайско-американским сближением), если оно означает доминирование двух стран над регионом. …Мы не можем в настоящее время полностью исключить такую возможность… (и) какое-то время мы рассматривали пути и средства недопущения возникновения такой ситуации». Имея в виду Советский Союз, Сваранг Сингх продолжил: «В этом деле мы не одиноки. Существуют другие страны, как большие, так и маленькие, которые даже еще больше обеспокоены, чем мы».
То, что Сингх имел в виду, стало известно всем 9 августа, когда Индия и Советский Союз подписали договор о дружбе, который, в сущности, давал Индии советские гарантии на случай китайского вторжения, если Индия вступит в войну с Пакистаном. Таким действием Советский Союз преднамеренно открывал дверь войне на субконтиненте; это было первое из ряда действий на протяжении 1970-х годов, когда Советы разжигали конфликты, поставляя оружие и давая заверения странам, обладающим большим стимулом в плане использования силы. Я согласен с проницательным анализом, сделанным Хэлом Зонненфельдтом и Биллом Хайлендом: