Подготовка моей поездки в октябре совпала с ежегодными дебатами по вопросу о том, кто должен представлять Китай в Организации Объединенных Наций – Тайбэй или Пекин. Наше открытие Пекину эффективно предопределило исход ооновских дебатов, хотя мы не сразу это поняли. Даже до 1971 года мы были заняты в фактически арьергардных действиях. А теперь все эти процессы активизировались.
Китайская Республика была одним из основателей Организации Объединенных Наций; она была среди первых постоянных членов Совета Безопасности. После революции 1949 года голосование проводилось почти ежегодно в Генеральной Ассамблее по вопросу о том, какое правительство – Китайской Республики на Тайване или Китайской Народной Республики в Пекине – было «подлинным» представителем Китая. Вначале было большинство против приема Пекина. Однако с приемом десятков новых африканских и азиатских стран количество стран, выступающих в поддержку Пекина, возрастало с каждым годом. Соединенные Штаты отошли на оборонительные позиции в процедурных вопросах по защите позиции Тайваня. Начиная с 1961 года, мы и группа союзников ежегодно предлагали резолюцию, согласно которой предложение изменить представительство Китая считалось «важным вопросом», требующим большинства в две трети голосов Генеральной Ассамблеи для его одобрения. До тех пор, пока мы могли собирать простое большинство на первое голосование, мы могли потом блокировать Пекин сбором одной трети плюс один голос на второе голосование.
В 1969 году резолюция о «важном вопросе» прошла с большим отрывом в 71 голос «за», 48 «против» и при четырех «воздержавшихся». Албанская резолюция в пользу предоставления места Пекину и исключения Тайваня потерпела поражение с таким раскладом: 48–56—21. Выступая против нее, мы добились большинства только в 8 голосов, в сравнении с 14 голосами годом ранее. Хотя решение принять Китайскую Народную Республику по-прежнему потерпело бы поражение, поскольку не смогло бы добиться большинства в две трети голосов, пропекинские силы со всей очевидностью двигались к психологическому прорыву простого большинства. Не только все больше новых стран было принято с каждым годом в Организацию Объединенных Наций, но нарастание влияния стран третьего мира стало подрывать наш традиционный латиноамериканский блок поддержки, и даже наши натовские союзники стали проявлять норов.
18 июня 1970 года Госсекретарь Роджерс направил президенту памятную записку с анализом расстановки сил в Генеральной Ассамблее, поскольку приближалось голосование 1970 года. Роджерс размышлял (правильно), что статус-кво, возможно, сохранится в 1970 году, но ситуация быстро ухудшается. Он предупреждал президента и говорил о необходимости смены тактики, не исключено, перехода к какой-то формуле относительно «двойного представительства». Роджерс не давал никаких рекомендаций, но давал понять, что он выступает за стандартное возражение США приема Пекина в 1970 году. Никакого президентского решения не поступило.
Однако гипотетическое поражение в конечном счете было вполне вероятно. Канада признала Пекин 13 октября 1970 года. Оттава проинформировала нас о том, что Канада будет продолжать голосовать с нами по резолюции о «важном вопросе», но, возможно, проголосует за албанскую резолюцию в пользу предоставления места Пекину. По мере приближения голосования в Генеральной Ассамблее давление нарастало. Сенатор Джейкоб К. Джавитс, член нашей делегации на Генеральной Ассамблее, настаивал, чтобы администрация «придерживалась более позитивного курса», поменяла наш акцент на недопущение Пекина в ООН и придерживалась линии на сохранение Тайваня
19 ноября я потребовал провести межведомственное исследование долгосрочного вопроса о китайском представительстве. На следующий день было проведено голосование. Резолюция о «важном вопросе» прошла с результатом 66–52—7 (разница в 14 голосов резко контрастировала с 23 голосами год назад). Албанская резолюция получила 51 голос «за», 49 «против» и 25 воздержавшихся. Она не набрала двух третей голосов – но впервые большинство голосов было подано в пользу Пекина.