Прежде чем я смог отправиться в свое путешествие, произошел ставший к тому времени уже почти традиционным спор с Государственным департаментом. Роджерс узнал о моей поездке за несколько дней до объявления о ней, он очень сильно возражал, на сей раз на основании того, что поездка помешает нашей стратегии относительно китайского представительства в Организации Объединенных Наций. Он был прав в принципе: президенту не следует посылать эмиссаров, которые не зависят от Государственного секретаря. Я не считал, что на голосование в ООН будет оказано какое-то решающее воздействие, так не считал и наш посол в ООН Джордж Буш. Моя октябрьская поездка, несомненно, подкрепляла убеждение в том, что появление Китая на мировой арене уже стало реальным фактом. С другой стороны, поездка позволяла продемонстрировать, что можно иметь деловые отношения с Пекином, хотя и выступать при этом против исключения Тайваня из ООН. (Китайцы тоже, как отмечалось, кажется, опасались, что тут может быть палка о двух концах.) Мы пытались обратить внимание на это наших колеблющихся союзников. Проблема заключалась не в какой-то конкретной поездке, а в основном течении: теперь, когда Пекин выходил на мировую арену из навязанной им самим себе изоляции, страны не станут опираться в голосовании на юридические формулы, а будут учитывать политическую важность, которую они придают своим отношениям с Пекином. Подлинным водоразделом стало объявление Никсона 15 июля. Голосование по процедурным вопросам 22 сентября предопределило общий исход.
В любом случае мы вряд ли могли изменить дату визита, согласованную уже два месяца назад, не нанеся ущерба нашим новым отношениям с Пекином. Если поездка президента должна осуществиться в начале 1972 года, – поскольку необходимо было избежать дублирования с московской встречей на высшем уровне, – мы не могли ничего откладывать. (И очень хорошо, что мы не отложили мою поездку, поскольку, поступи мы так, я оказался бы в Пекине в самый разгар индо-пакистанской войны.)
Итак, я отправился 16 октября, на этот раз намного удобнее на «борту номер один» президентского самолета, испытывая маршрут, запланированный для Никсона, с остановками на Гавайях и на Гуаме. Это давало бы возможность президентской команде добраться до Китая, не слишком утомившись от смены часовых поездов и нарушений суточного ритма организма. Я прибыл 20 октября в Китай, который только недавно пережил массовые чистки в высшем руководстве. Китайцы переживали философский кризис, разрываясь на части между потребностями реальной политики и требованиями идеологии. Этим можно объяснить частично обстоятельства, связанные с прохладным приемом или, по крайней мере, некоторой отчужденностью. Когда мы приземлились в Шанхае, погода была местами облачной, только небольшая группка людей встречала нас – та же самая четверка, которая встречала нас в Исламабаде в июле, плюс представители канцелярии по иностранным делам Шанхая. Они вели себя корректно, но очень сдержанно. В Пекине тоже приемная комиссия была аналогична той, которая нас встречала, когда мы прибыли тайно, хотя на этот раз о визите было объявлено публично. Как и раньше, группу встречавших возглавлял маршал Е Цзяньин, к которому присоединился исполняющий обязанности министра иностранных дел Цзи Пэнфэй.
Во время нашей поездки из аэропорта в ту же саму резиденцию, в которой мы останавливались раньше, кортеж автомобилей двигался по дорогам, которые вновь были закрыты для движения и очень сильно охранялись. Войдя в свои комнаты, мы обнаружили, что в каждой лежала пропагандистская брошюра на английском языке с призывом на обложке к народам мира «свергнуть американский империализм и их собачьих прихвостней». Плакаты с аналогичными надписями были вывешены на улицах, по которым проезжала наша кавалькада, большинство на китайском языке, но один или два были на английском. Я не собирался терпеть оскорбления, независимо от того, какое большое значение я бы ни придавал американо-китайским отношениям. Я дал указание одному члену моего аппарата вручить буклет сотруднику китайского протокола со словами о том, что его, должно быть, оставила там предыдущая группа гостей. Я попросил все остальные брошюры собрать и передать китайцам без комментариев. Они взяли их молча.
Китайцы создавали новый и тонкий механизм сближения с Соединенными Штатами не для того, чтобы разбить его об алтарь идеологии. Дружелюбный настрой начал устанавливаться, как только Чжоу Эньлай принял всю нашу группу в здании Всекитайского собрания народных представителей позже в тот же день. После того как была сделана общая фотография у входа в зал переговоров, Чжоу рассадил нас за неизменными кружками с зеленым чаем и начал говорить слова приветствия, адресованные каждому члену группы. Премьер проделал домашнее задание по изучению наших биографий на «хорошо» и похвалил моих помощников, подчеркнув их достоинства в плане образования и профессионального роста или, как в случае с Алем Дженкинсом, сославшись на его проживание в Китае 25 лет назад.