Годы в Белом доме. Том 1

Я не знаю, были ли оскорбительные лозунги выставлены противниками Чжоу, а Чжоу потом использовал мой протест, чтобы заставить Мао взять верх над ними, или они были установлены с одобрения Чжоу для того, чтобы проверить пределы нашей толерантности, или написаны задолго до нашего визита и оставались на местах в силу бюрократической косности. Каковы бы ни были причины, больше неприятных инцидентов не было. Мы не встречали враждебных лозунгов, и многие такие образцы плакатов были замазаны. (Когда мы покинули Пекин через пять дней, аналогичные надписи в аэропорту были восстановлены.)

Настроение после этого резко изменилось. И действительно, оставшаяся часть моего визита была отмечена неимоверной вежливостью и дружественным отношением и, что даже важнее всего, главным усилием по созданию в общественном мнении китайцев представления о том, что американцы находились там как почетные гости. В день нашего прибытия официальная партийная газета перечислила группу приветствия; высокие ранги ее членов подчеркивали важность, придаваемую визиту. 21 октября «Жэньминь жибао» поместила две фотографии Чжоу и меня; это было впервые за 20 лет, когда американское официальное лицо было заснято рядом с китайским руководителем.

Вечером 22 октября нас отвезли в здание Всекитайского собрания народных представителей посмотреть «революционную» пекинскую оперу – жанр искусства необычайно отупляющей скуки, в котором злодеи были олицетворением зла и носили черное, хорошие ребята носили красное и, как я мог понять, девушка влюбилась в предателя. Мы в сопровождении маршала Е Цзяньина, исполняющего обязанности министра иностранных дел Цзи Пэнфэя, секретаря премьер-министра и других руководящих китайских работников вошли в зал, в котором к нашему удивлению было собрано примерно пять сотен китайских официальных лиц среднего звена. Это было тщательно отобранная группа, и это было впервые, когда круг лиц, которому нас показывали, был расширен, помимо высшего руководства. Мы опаздывали примерно на два часа, встреча с Чжоу неожиданно растянулась. Сразу же после того, как мы вошли, маршал Е Цзяньин и другие высшие руководители начали громко аплодировать, вызвав ответную реакцию присутствовавших зрителей. Я должен со всей откровенностью признать, что американские гости не вызвали шквал оваций, частью потому, что мы были незнакомы с коммунистическим обычаем хлопать в ответ. В любом случае людям давали понять, что эти американцы были однозначно приемлемыми для страны лицами, своего рода персонами грата.

На следующий день 23 октября мое представление общественности продвинулось еще на один шаг показным появлением на публике. Утром меня повезли на Великую Китайскую стену и на Минские могилы, совершенно не скрытого, как это было в июле, от любопытных туристов. Во второй половине дня наши хозяева организовали посещение Летнего дворца, находящегося примерно в получасе езды к западу от Пекина. Меня вновь сопровождал знаменитый маршал Е Цзяньин, который проследил, чтобы он и я были правильно представлены вместе перед тем, что китайцы называют «массами». Исполняющий обязанности министра иностранных дел и секретарь премьер-министра также присутствовали. Кульминацией этого эпизода стало наше чаепитие на борту лодки, которая передвигалась при помощи шеста по озеру на виду в буквальном смысле сотен китайских зрителей, – включая, ко всему прочему, северовьетнамского журналиста, который сделал снимки. Чжоу позже упомянул мне о его присутствии и извинился. Я не стал возражать; меня совершенно не волновало, если Ханой получил сигнал. Я предполагал, что у Чжоу на уме была такая же цель. Тот факт, что дул сильный холодный ветер, не помешал нашим хозяевам; они явно хотели, чтобы катание на лодке состоялось, и только ураган смог бы помешать этому «контакту» с китайским народом.