Годы в Белом доме. Том 2

Одним определенным пунктом в ежедневной программе была церемония подписания, обычно в 17.00 ежедневно, второстепенных документов, переговоры по которым прошли ранее. Все члены советской и американской делегаций встречались в Кремле в огромном помещении величественного Владимирского зала, в котором должны были проводиться подписания перед толпой журналистов, фотографов, официальных лиц и других гостей. Комната ожидания выглядела как зал отдыха выбившегося из низов промышленного магната: комнатные растения в горшках, расставленные в сумбурном порядке и перемежаемые массивной мебелью, которая была скорее дорогой, чем элегантной. Американская и советская делегации неудобно разделились по противоположным углам, наверное, потому, что советские официальные лица, ответственные за техническую сторону вопроса, не знали, как вести себя в неформальной обстановке и при личных контактах. То, чего им не хватало в салонных беседах, они восполняли своей решимостью. Когда подавался сигнал о том, что наставало время для подписания, они демонстрировали русскую хватку и жесткость в пробивании себе пути через двери, обгоняя своих изумленных гостей. Они действовали так, будто на кон ставился весь советский престиж и надо было обогнать американскую делегацию, чтобы попасть первыми на церемонию подписания. Такую приверженность нельзя было не отметить. История должна зафиксировать, что за неделю проведения церемоний подписания советские делегации, какими бы разными по составу они ни были, никогда не оказывались в хвосте. Они побеждали в каждой гонке на каждую церемонию подписания.

Хаотичный характер планирования проявился во время первого пленарного заседания во вторник 23 мая. Встреча проводилась в Екатерининском зале, огромном, богато украшенном помещении, уставленном небольшим количеством элегантных канделябров и резными креслами вокруг прямоугольного стола, покрытого бежевым фетром. Американцы входили с одной стороны длинного зала, а советские – с противоположной. Обе делегации встречались и толпились вокруг и в итоге разделялись и занимали места друг против друга. С американской стороны Никсон сидел посредине, от него по обе стороны сидели Роджерс и я; присутствовал полный комплект помощников от Белого дома и Государственного департамента, гарантируя тем самым, что Никсон не скажет ничего значительного. Высшее советское руководство сидело с Брежневым посредине, по обе стороны от него сидели Подгорный и Косыгин; в советскую группу входили среди прочих Громыко и Добрынин плюс переводчик Суходрев. Стол посредине был разделен – как будто это была граница – рядом бутылок газированной грузинской минеральной воды и хрустальных стаканов. После нескольких минут обязательного фотографирования прессы и телевидения начиналась официальная беседа встречи на высшем уровне.

Тут случилось непредсказуемое. Мы рассчитывали на то, что главной темой станет Европа, и сотрудники СНБ приготовили справочный материал для президента с учетом этого. Тема Европы на самом деле так никогда и не поднималась. Это тут же сделало тех помощников аппарата, которые работали над документами, ярыми антисоветчиками, не было большей ярости, чем у того президентского советника, которого выставили недальновидным в глазах его непосредственного начальника.

В приветственном выступлении Брежнева повторялась скоро ставшая знакомой тема о том, что было «нелегко» для Советов согласиться на встречу. Следующие полчаса были посвящены ознакомлению других участников с решениями, которые давным-давно были достигнуты по закрытому каналу. Брежнев предложил проводить церемонию подписания ежедневно во второй половине дня. Никсон согласился, отметив, что московские утренние газеты будут, таким образом, иметь материал для сообщения, в то время как в Соединенных Штатах подписание станет темой вечерних теленовостей. Что Брежнев думал о предложении, что московские журналы нуждались в помощи со стороны Никсона в нахождении тем новостей, мы сможем узнать только из его автобиографии. Никсон какое-то время разглагольствовал о значении, которое придавал встречам. Он осторожно включил предупреждения относительно сохраняющихся разногласий, отметив, что имеет репутацию сторонника «холодной войны». Косыгин сухо перебил, сказав, что он, кажется, слышал какие-то разговоры об этом какое-то время тому назад.

Подначки продолжались даже после того, как беседа перешла на экономические отношения и ОСВ. Брежнев сказал, полусерьезно, что американо-советские отношения намного продвинутся, если выдадим кредиты от 3 до 4 миллиардов долларов на 25 лет под два процента годовых. Косыгин вмешался в разговор, сказав, что тогда будет возможно поставить в Соединенные Штаты огромное количество подлинной русской водки, которая намного лучше эмигрантской, к которой мы привыкли[100]; Брежнев предложил, чтобы он и Киссинджер составили компанию. Никсон ответил, что я уже заработал достаточно денег – откуда ему пришло такое ошибочное мнение, не знаю.