Годы в Белом доме. Том 2

Полный пересмотр Брежневым советской позиции в деле принятия замораживания размеров ракет, как представляется, создал проблемы для нас, поскольку, согласно недавним расчетам Пентагона, – позже оказавшимся ошибочными, – замораживание размеров пусковых шахт не позволит нам установить РГЧИН «Минитмен-3» в существующие шахтные установки «Минитменов». Поэтому мы отклонили удивительное предложение Брежнева, создав тем самым необычный результат, что руководители, кажется, поменялись ролями: Брежнев изменил направление в сторону американской позиции несколько месяцев тому назад, а Никсон, как казалось, придерживается точки зрения советской делегации на переговорах по ОСВ в Хельсинки. Четыре дня спустя ОКНШ решил, что мы могли бы с этим примириться, в конце концов. К тому времени советская сторона отозвала предложение Брежнева, как они и обязаны были сделать, независимо от ответа Никсона, с учетом его несоответствия с планируемыми советскими программами.

Обсуждение БРПЛ мало отличалось от позиций в Хельсинки; не отличалось оно и особой точностью. По этому вопросу Брежнев был един со своей делегацией: 48 советских подводных лодок должны были составлять начальный уровень для старта обмена устаревающих подлодок и МБР на обновленные ракеты, запускаемые с подводных лодок. Никсон попросил меня провести эту часть дискуссии. Я предложил, чтобы мы приняли 48 подлодок за начальный уровень, если он включал девять устаревших субмарин класса Н. Это предложение не вызвало ни малейшего раздражения у Брежнева, поскольку даже по советским расчетам это уменьшало бы советское количество по начальному уровню до 39 современных подводных лодок и это вынуждало Советы либо отправить в металлолом все субмарины класса Н, либо отказаться от новой современной подлодки (каждая из которых несет от 12 до 16 ракет на борту) за каждую остающуюся субмарину класса Н (с тремя ракетами на борту). В силу этого он перевел дискуссию на количество подводных лодок у США, разрешенных в соответствии с этим соглашением. Мы настаивали на верхнем пределе в количестве 44 подлодок, что разрешало нам иметь количество ракет, равное советскому начальному уровню. (Для того чтобы достичь этого количества, нам будет необходимо обменять наши 48 устаревающих МБР «Титан», которые Пентагон давным-давно хотел утилизировать, а я придерживал на всякий случай для таких целей обмена.) Но коль скоро мы фактически имели только 41 подводную лодку, несущую ракеты, а наше объединенное командование начальников штабов отказывалось строить новые до тех пор, пока не будут готовы серии МБР «Трайдент» для подводных лодок, Никсон мог сказать Брежневу совершенно безболезненно, что мы не будем использовать возможность добавить три дополнительные подлодки в течение пятилетнего срока действия соглашения.

Держа в голове все цифры, выложенные на стол переговоров, обе стороны согласились сделать перерыв на один час. Я использовал это время, чтобы телеграфировать Джерарду Смиту отчет об удивительном повороте событий.

Мы собрались вновь в 19.20 в кремлевском кабинете Брежнева, который был расположен в здании с фасадом в стиле барокко в дальнем углу Кремля ниже по улице от Большого Кремлевского дворца. Входили через довольно узкий вестибюль, пол которого был покрыт ковром, и шли несколько шагов к трясущемуся лифту. Третий этаж использовался политбюро; на втором этаже размещался Совет Министров. Кабинет Брежнева был, по крайней мере, примерно 30 метров длиной, в нем находился стол, достаточно большой, чтобы за ним разместились члены политбюро и кандидаты в члены, обычно 21 человек. В конце стола и перпендикулярно ему стоял огромнейший стол Брежнева, одна сторона которого была уставлена консолью для коммутатора, на котором было так много кнопок, что создавалось впечатление, что только тренированный органист может справиться с ними.

Начальники вновь погрузились в глубь проблем. Брежнев начал встречу с того, что принял предложенное нами расстояние 1500 километров между площадками ПРО. К сожалению, что было неизвестно обоим руководителям, американская делегация в Хельсинки уже согласилась в то утро с предложенными советской стороной 1300 километрами. Брежнев предложил нам лучший вариант сделки, чем уже приняли члены нашей делегации на переговорах. Мы, в конце концов, были вынуждены придерживаться варианта, полученного в Хельсинки; разница была не такой уж большой, так или иначе.