Годы в Белом доме. Том 2

Договор по ОСВ был хорошо принят старыми заклятыми врагами Никсона – «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс» при этом лидировали в аплодировании. Он же был подвергнут нападкам со стороны некоторых его традиционных сторонников за его якобы «диспаритет». Военный паритет, который казался приемлемым, когда не было никого соглашения, даже несмотря на то, что цифры становились все более угрожающими с каждым проходящим годом, неожиданно подвергся нападкам, когда соглашением было прекращено советское наращивание и не было установлено никаких ограничений на американские военные программы. Несколько критиков затронуло вопрос, который я поднял в ходе брифинга в Москве: вопрос не в том, «какую ситуацию оно (соглашение) увековечивает, а в том, какую ситуацию оно предотвращает. Проблема состоит в том, где бы мы оказались без замораживания». Советы отказались от наступательного потенциала; мы не отказывались ни от чего.

Была еще одного рода критика, с которой не так-то легко было сладить. Некоторые вдумчивые наблюдатели опасались, что наша общественность будет убаюкана ложной эйфорией и не сможет поддержать усилия, требуемые для обороны. В самом начале это так не казалось. В течение года сразу после договора по ОСВ мы начали ряд новых стратегических программ, чтобы наверстать упущенное: бомбардировщик В-1, ракета МХ (Эм-Икс, «ракета экспериментальная»), крылатая ракета и система ракет «Трайдент» для подводных лодок. Действительно, один сенатор убеждал меня, что мы не сможем потянуть еще одно соглашение ОСВ по финансовым соображениям, если это приведет к такому расширению нашего стратегического бюджета, как этот. Позднее трагедия с Уотергейтом из-за слабости исполнительной ветви в сражениях с конгрессом привела к тому, что наша внешняя политика по большому счету утратила свою динамику.

Но озабоченность не следовало так просто сбрасывать со счетов. Может ли демократия сочетать и мощь, и надежду, и силу, и готовность к примирению? Я не могу принять совет отчаяния о том, что мы обречены на крайности в виде либо эйфории, либо непримиримости. Я скажу больше относительно этого вопроса при оценке общего воздействия этой встречи на высшем уровне. Я также обязан здесь Джерри Смиту в необходимости подчеркнуть, что после понятной стычки в Москве он бился за ратификацию соглашения по ОСВ со всей целеустремленностью и профессионализмом.

Громыко и Ближний Восток

После того как был урегулирован вопрос с договором по ОСВ, вся остававшаяся напряженность исчезла из встречи на высшем уровне. После этого не предпринималось никаких серьезных усилий для достижения результатов по какой-либо неурегулированной международной проблемы. Примечательно, но единственным было обсуждение по Ближнему Востоку, которое состоялось между Никсоном и «тройкой» после обеда накануне церемонии подписания договора по ОСВ, а это было гарантией того, что Советы не станут раскачивать лодку и что мы будем придерживаться нашей стратегии отложить Ближний Восток до лучших времен, пока Советы были готовы идти на компромисс. В силу этого Никсон посчитал это обсуждение преимущественно как блокирующее действие. Он предложил, чтобы Громыко и Киссинджер обсудили снова осенью, а мы тем временем попытались договориться о каких-то общих принципах проведения дальнейших переговоров. (Никсон задал невозмутимому Суходреву задачку, связанную с переводом, когда он предположил, что все это было подготовкой для «этапа времени сбора урожая», что Суходрев перевел буквально как «срезать плод с дерева», введя в явное заблуждение собеседников Никсона.) Начальство также передало вопросы, связанные с коммюнике, Громыко и мне.

Мы с Громыко приступили к заданию в буквальном смысле слова как к последнему пункту наших дискуссий во второй половине дня воскресенья (наш отъезд был запланирован на следующий день). Советы оказались в трудном положении – более трудном на самом деле, чем даже мы предполагали. Египет становился беспокойным из-за неспособности Москвы достичь прогресса в урегулировании. Но педантичный стиль Кремля на переговорах и жесткая приверженность экстремальной позиции не дали ему возможности сформулировать предложения, которые у нас был бы стимул поддержать. Советы никогда не были способны решить дилемму, на обострение которой мы потратили три года. До тех пор пока они поддерживали радикальную арабскую программу, у нас не было оснований для совместных с ними действий. Без нас программа могла бы быть реализована только путем войны, которую зависимые от Советов государства проиграли бы. Таким образом, негибкая ближневосточная политика Кремля превратилась в демонстрацию арабскому миру его неспособности влиять на события и постепенную утрату его влияния.