Достижению наших же целей способствовало бы сохранение статус-кво, вплоть до корректировки позиции Советами или умеренные арабские государства обратились бы к нам за решением, основанным на прогрессе через достижимые этапы. Как только стало ясно, что Москва не станет корректировать свою позицию, я попытался найти самую, по возможности, бессодержательную формулировку по Ближнему Востоку для коммюнике. А конечный срок, постоянно довлевший над нами во время встречи в верхах, сыграл нам на руку; в коммюнике торговаться со стороной, которая не готова менять свою позицию, значит действовать с более сильной позиции. Партнер сможет добиться своих целей только при помощи угрозы разрушить все предприятие – вариант, практически исключенный с учетом подписания соглашения по ОСВ и «Основных принципов американо-советских отношений». Результатом стал ничего не значащий параграф, который одобрял Резолюцию Совета Безопасности ООН № 242 и делал официальное заявление о том, что обе стороны выступают за мир на Ближнем Востоке. Этот параграф, призывающий к «мирному урегулированию» и «смягчению военной обстановки», в практическом плане был молчаливым согласием со статус-кво и неизбежно будет плохо воспринят не только в Каире, но и повсюду в арабском мире. (Текст ближневосточной части коммюнике прилагается в Примечаниях.)4
Нам придется подождать выхода в свет мемуаров советских руководителей по объяснению того, почему они предпочли путь согласованного текста, а не формулировку шанхайского коммюнике типа «наша сторона – ваша сторона». Раздельный текст давал бы Советам больший простор для выражения их взглядов и возложения бремени ответственности за их блокировку с большей очевидностью на нас. Возможно, советская бюрократия посчитала традиционную форму священной и неприкосновенной, а ненависть советских руководителей к китайцам, вероятно, не позволила последовать модели, с которой ассоциировалась поездка Никсона в Пекин.Почти необъяснимо, почему Громыко потратил четыре часа со мной в то последнее воскресенье, пытаясь согласовать «общие принципы» для ближневосточного урегулирования. Почему он должен был полагать, что мы будем готовы сочетать весьма обтекаемое коммюнике с набором конкретных принципов, не совсем ясно. Во всяком случае, та же стратегия, которая определяла наш подход к коммюнике, должна была определить и наше отношение к принципам. Я применил то, что, по сути, было тактикой затягивания. Громыко был достаточно опытным, чтобы знать то, что я делал; он не оказывал настоящего давления, Советы явно не хотели никакого кризиса из-за Ближнего Востока. В результате была достигнута предварительная договоренность по ряду «принципов», которые фактически не выходили за рамки существующих резолюций Организации Объединенных Наций или были настолько расплывчатыми, что оставляли широкие возможности для переговоров по их реализации. (Их текст в Примечаниях.)5
В практическом плане это означало подтверждение тупика. Предполагалось, что Добрынин и я уточним их, когда мы оба вернемся обратно в Соединенные Штаты. Советы, вероятно, протестировав их на своих арабских подопечных и получив отпор, никогда не настаивали на них. И мы тоже. Они вновь выскочили на встрече в верхах в 1973 году, с таким же отсутствием результата.