Годы в Белом доме. Том 2

На протяжении примерно 150 лет, начиная с конца XVIII века и вплоть до окончания Первой мировой войны, Польское государство, когда-то одно из самых важных в Европе, исчезло с карты Европы вообще, Польша была разделена Пруссией, Австрией и Россией. Но в одном из самых необыкновенных подвигов национальной веры Польша оставалась вписанной в сердца ее народа, даже в то время, когда он был разделен среди соседних государств. И действительно, в соответствии с неистово романтическим и индивидуалистическим характером страны вклад Польши в освобождение Европы возрастал с годами ее национального угнетения. В XVIII и XIX веках польские патриоты были охвачены героическим и трогательным убеждением в том, что они могут восстановить свободу своего народа только путем усиления свободы повсюду вокруг. Не было ни одной войны за национальную независимость, – включая независимость Америки, – не облагороженной участием польских добровольцев, которые, рискуя своими жизнями за принципы независимости далеких стран, верили в то, что они тем самым отстаивают право на свободу своей собственной.

Вера в нацию подкреплялась в этой героической стране верой в Бога. Польша была восточным форпостом католической церкви, священники которой стали одновременно представителями духа нации, чьи угнетатели исповедовали другую религию. Церковь в Польше была средоточием национальных чувств, как ни в каком другом месте. Ни одна страна не пострадала во время Второй мировой войны больше, чем Польша, чья политическая и интеллектуальная жизнестойкость, казалось, вызывает такой ужас у ее соседей, что ее руководители были систематически ликвидированы то немцами, то Советами. Нацисты распорядились убить миллионы тех, кого они считали элитой Польши. Сталин уничтожил несколько сотен представителей польского офицерского корпуса в Катынском лесу во время заключения пакта между Молотовым и Риббентропом. Красная армия стояла и безразлично наблюдала через реку Вислу, когда немцы подавляли Варшавское восстание 1944 года, считая, что польские патриоты неизбежно станут препятствием на пути реализации советских послевоенных планов. И вот Польша возникла из Второй мировой войны с незнакомыми границами как на востоке, так и на западе, с чужеродным режимом, навязанным ей, и с советскими войсками, расквартированными, как представлялось, на постоянной основе в этой стране. И все же даже ее коммунистические правители, поставленные у власти при помощи иностранного оружия, могли сохранить свое положение, только увеличив свободу принятия национальных решений до максимально возможной степени. Против воли коммунистическая суперструктура была вынуждена сотрудничать с католической церковью, которая добилась огромной степени духовной автономии, в ответ выполняя свою историческую роль, символизируя о том, что некие моральные принципы находятся за пределами политических решений. Восстания 1956 и 1970 годов предупреждали о том, что польский дух может быть уничтожен только массированной демонстрацией военной силы, от которой Советский Союз отказался в обоих случаях.

Ярая преданность польской идентичности отразилась в восстановлении красивого старого города, какой была Варшава. Так сильна была национальная традиция, что даже коммунистические правители, унаследовавшие кучи щебня, в которые превратилась Варшава (90 процентов города было разрушено) начали свою задачу восстановления с перестройки прошлого Польши: поднялась Варшава XVI века, с любовью воссозданная по старинным планам, прежде чем коммунисты осмелились навязать свои собственные помпезные произведения сталинистской готики своим подданным.

Польше от нас нужны были не лекции о важности свободы. Все, что ей требовалось, так это психологические заверения в том, что ее устремления поняты старыми друзьями. И в силу этого само наше присутствие в Варшаве было гораздо важнее, чем существо переговоров.

Мы прибыли в аэропорт и столкнулись с чудовищным хаосом. Как часть церемонии прибытия, расфуфыренный польский марширующий военный оркестр начал репетицию в дальнем конце взлетно-посадочной полосы аэропорта и направлялся к трибуне замысловатым образцовым порядком. Церемония должна была быть отрепетирована несколько раз, но явно не в присутствии самолета. Когда оркестр приблизился, стало до ужаса ясно, что он направляется прямо под гондолы двигателей под крыльями президентского самолета. Поистине, если бы пилот завел движки, весь оркестр унесло бы ветром или он превратился бы в пепел. Но оркестр оказался на высоте. Не прерывая шага и музыки, он сделал резкий поворот на 90 градусов, промаршировал под крыльями параллельно фюзеляжу, его строй разделился по флангам, которые обошли вокруг гондол двигателей, мелодия и персонал при этом не пострадали. Для того чтобы доказать, что сложившийся порядок трудно сломать, оркестр не изменил порядок и после нашего отбытия; он следовал точно по этому же маршруту, маршируя прямо на самолет и под двигателями.