Не вполне очевиден, конечно, тот факт, что самоуверенность союзника такая уж плохая вещь. Да и в 1972 году эта проблема выглядела совсем не так. Реальный вопрос в 1972 году состоял в том, что требуемый баланс в этом регионе, столь существенный для безопасности и даже больше – для процветания всех индустриально развитых демократий, оказался под серьезной угрозой. Более 15 тысяч советских военнослужащих по-прежнему находились в Египте, с которым мы все еще не имели дипломатических отношений и который был связан с Советским Союзом договором о дружбе, подписанным годом ранее. Всего за семь недель до этого, 9 апреля, Советский Союз заключил подобный договор о дружбе с Ираком, за чем последовали огромные поставки самого современного вооружения. Сирия уже давно была крупным получателем советских вооружений – и вторглась в умеренную Иорданию 20 месяцами ранее. Великобритания в конце 1971 года только завершила исторический вывод своих войск и военно-охранных подразделений из Персидского залива как раз в тот самый момент, когда радикальный Ирак при помощи советского оружия оказался в положении, дающем ему возможность добиваться своих традиционных гегемонистских целей. Наши друзья – Саудовская Аравия, Иордания, Эмираты – попали в окружение.
Важно было для наших интересов и интересов западного мира сохранять региональный баланс сил с тем, чтобы умеренные силы не были поглощены никем, а экономические жизненные артерии Европы и Японии (и, как оказалось позже, наши собственные) не попали во враждебные руки. Мы могли либо сами обеспечить силы для сбалансирования ситуации, либо дать такую возможность какой-либо региональной державе. Никак было нельзя направить американские вооруженные силы в Индийский океан в разгар Вьетнамской войны и сопутствующей ей травмы. Конгресс не потерпел бы подобного обязательства; общественность не поддержала бы его. К счастью, Иран был готов играть эту роль. Вакуум, оставшийся после ухода англичан, оказавшийся под угрозой со стороны Советов и радикального движения, был бы заполнен местной державой, дружественно относящейся к нам. Ираку отбили бы желание совершать авантюры против Эмиратов в нижней части Персидского залива, а также против Иордании и Саудовской Аравии. Сильный Иран мог бы удержать Индию от соблазна закончить завоевание Пакистана. И все это было достижимо без американских ресурсов, поскольку шах был готов платить за боевую технику из своих доходов от нефти. Если бы не удалось противостоять потоку советского оружия в соседние страны, то это ускорило бы деморализацию умеренных сил на Ближнем Востоке и ускорило бы радикализацию региона, включая Иран. Осмелюсь утверждать, что это помешало бы или сделало бы намного труднее последовавший затем поворот Садата в сторону Запада.
Конкретное решение, стоявшее в то время перед Никсоном, представляла собой просьба шаха о поставках самолетов-истребителей F-14 или F-15 и связанного с этим оборудования. Возникла оппозиция: некое нежелание Министерства обороны расставаться с передовой технологией и опасения Государственного департамента относительно того, что продажи могут носить провокационный характер. Альтернативой для шаха была покупка слегка менее передовых французских самолетов «Мираж». Никсон преодолел возражения и добавил оговорку о том, что в будущем иранские запросы не должны рассматриваться как второстепенные. Назвать это «бессрочным» обязательством было бы явным преувеличением, учитывая готовность и умение бюрократии выхолостить директивы, которые она не очень-то хочет претворять в жизнь. Это качество постоянно демонстрировалось за годы работы Администрации Никсона (как во время индийско-пакистанского кризиса). И вскоре оно было осложнено развалом власти самого Никсона в результате Уотергейта. Позднее при формировании решения менее всего руководствовались указаниями Никсона, во внимание более всего принимались суждения самого нашего правительства, когда они возникали. Во время работы администрации Форда, например, у министра обороны Джеймса Шлезингера было старшее должностное лицо, приписанное к шаху в качестве связного и для анализа просьб на закупки вооружения. На его заключение, несомненно, не оказывали никакого влияния директивы Никсона, которые к тому времени уже устарели на целых два года. Он, однако, пришел к тому же заключению и по тем же в основном причинам, что и Никсон в 1972 году. Как следствие, оружие продолжали продавать в значительных количествах на основе суждения всех уполномоченных старших должностных лиц – и тех, которые работали при наших преемниках. Речь, естественно, шла о том, что оно, это оружие, было необходимо для поддержания баланса сил и что Иран был жизненно важным союзником, несущим бремя, которое – в противном случае – пришлось бы брать на себя нам самим. Ничто не случилось из того, что могло бы изменить это мнение в промежутке.