Наша передовая группа не могла допустить, чтобы такая оригинальность оказалась непревзойденной. То была извечная проблема: как создать возможность для фотографирования «неорганизованных» толп. В Польше дело осложнялось тем, что наши хозяева настаивали на том, чтобы мы пользовались их автомобилями, таким образом, лишая нашу передовую группу контроля над созданием дорожных пробок, что сработало так хорошо в Риме и Белграде в 1970 году. Но члены передовой группы были тоже не промах. По пути в резиденцию из аэропорта Никсон остановился для того, чтобы возложить венок на Могилу Неизвестного Солдата. К счастью для наших представителей по связи с общественностью в Варшаве мемориал расположен в центре города, так что собралась большая толпа. Когда Никсон закончил возложение венка, американский лимузин президента неожиданно показался на виду с обычным водителем от секретной службы. Никсон сел в него, пока наши хозяева приходили в себя от удивления. Шофер тронул автомобиль медленно, поехал по улице и на тротуар, то есть можно сказать, прямо в толпу. Даже самый враждебно настроенный фотограф посчитал бы невероятным упустить кадр авто Никсона, окруженного толпами поляков. Я получил еще один урок в деле создания возможностей получения интересных снимков.
Беседы с польскими руководителями не могли соперничать по своей оригинальности. Меня впечатлил довольно сильно Эдвард Герек, генеральный секретарь польской Коммунистической партии[113]
, который пришел к власти после восстаний 1970-х годов. Он был преданным коммунистом и поляком-патриотом. Он оставил впечатление, что идеология, уничтожившая национальный характер его народа, ничего для него не значила и что в итоге станет оказывать сопротивление, если дело дойдет до этого. Он знал, что Польша совершит самоубийство, если бросит вызов своему мощному соседу на востоке. И ни один поляк не мог полностью преодолеть недоверие к немцам после страданий Второй мировой войны. Герек станет маневрировать между этими двумя кошмарами в стремлении обрести тем временем как можно большую автономию, не отказавшись от коммунистических принципов, которым он посвятил свою жизнь.И не было никакого сомнения по поводу его радости в связи с исходом московской встречи в верхах. Советские руководители, несомненно, занимали двойственную позицию в отношении разрядки, не решив еще для себя: использовать ее как наступательную тактику для успокоения Запада или совершить серьезный поворот к взаимной сдержанности. У Герека не было никакой такой двойственности. Он хотел иметь некие правила международного поведения, согласно которым сильные сдерживали бы себя и не навязывали свою волю слабым. Автономия Польши лучше всего процветала в условиях ослабления напряженности. Конфронтация требовала строгую регламентацию жизни. Мир был не только неким абстрактным предпочтением, но и условием национального выживания. И поэтому остановка в Варшаве напомнила нам об основных принципах, которые, в конечном счете, делают государственное дело заслуживающим внимания.
Следует признать, что в одном отношении Советский Союз сыграл весьма ловко и перехитрил нас на встрече на высшем уровне. Речь шла о закупке американского зерна несколькими неделями спустя.
Каждый президент со времен Кеннеди считал, что крупным политическим успехом стала бы демонстрация превосходства нашей системы в виде продажи Советскому Союзу зерна, которое он не мог вырастить сам. Какое-то время наши профсоюзы не разрешали такие продажи, отказываясь загружать советские суда и требуя перевозок в американских трюмах, что было намного дороже для Советов. Но те вопросы были разрешены вскоре после встречи в верхах. Теперь ничего не мешало, кроме советской готовности покупать. По большому счету, советская закупка зерна на наших рынках рассматривалась как внутреннее дело, как некий элемент нашей сельскохозяйственной политики. Сотрудники аппарата СНБ были информированы о ней только в общих чертах. Более того, никто из тех, кто был знаком с протекционистским подходом министра сельского хозяйства Эрла Батца в отношении сельскохозяйственного сообщества, никогда бы не поверил ни на минуту, что он примет внешнеполитические директивы с достоинством. Батца можно сравнить с Мелом Лэйрдом по бюрократическому маневрированию, он был даже более непреклонным, потому что представлял крайне прямолинейных избирателей.