Годы в Белом доме. Том 2

Мы добились быстрого и в целом вполне позитивного прогресса в делах с Советским Союзом по ряду других экономических вопросов. В июле министр торговли Питер Петерсон посетил Москву для рассмотрения ряда из них: урегулирование долгов по ленд-лизу, предоставление статуса наиболее благоприятствуемой нации, возможности предоставления кредитов и создание торговых представительств в столицах друг друга. Эти переговоры прошли так хорошо, что Петерсон и его аппарат выработали базовое соглашение, оставив открытыми только окончательные цифры относительно долга по ленд-лизу.

Я урегулировал этот вопрос с Брежневым во время визита в Москву с 10 по 13 сентября, целью которого был общий обзор всех аспектов американо-советских отношений. Будучи на этот раз уже хорошо знакомы с советской тактикой, мы начали с цифры по выплате долга по ленд-лизу, которая была значительно выше той, какую мы рассчитывали получить, и провели несколько вечеров, соглашаясь сократить ее, постепенно по 10 млн долларов за шаг, до окончательных 722 млн долларов – или на 25 млн больше нашего официального отступного варианта. Брежнев прекратил торги еще до того, как мы были готовы это сделать. (Это не было славной победой, так как итог составил менее 1 млн долларов в год в течение всего срока действия соглашений.) Как это было на Азорских островах с Помпиду, мое незнание темы переговоров обернулось козырями, потому что дало мне возможность проявлять гибкость. Ничто так не стимулирует твердость, как отсутствие какой-либо альтернативы. Джеймс Линн, заместитель министра торговли, присоединившийся к нашей делегации, обеспечил стартовый импульс при помощи бесконечно гениальных формулировок.

В свете этого прогресса Никсон и я были ошарашены, когда в августе Советы неожиданно установили выездной налог на еврейскую эмиграцию. Начиная с 1969 года мы начали заходы с Москвой по облегчению еврейской эмиграции, подчеркивая, что такая политика улучшит атмосферу американо-советских отношений. Это мы делали в закрытой обстановке, полагая, что открытая конфронтация сорвет наши планы. Мы не питали больших надежд на какой-то успех. К некоторому удивлению для нас, еврейская эмиграция выросла с 400 человек в год в 1968 году до 35 тысяч человек в 1973 году, параллельно с улучшением американо-советских отношений. По мере роста общих цифр я стал заниматься особо трудными случаями – отдельными людьми, которым отказывали в визе или арестовывали или которых преследовали по разным обвинениям, которые Запад рассматривал как политические. Я в приватном порядке время от времени передавал Добрынину длинные списки советских евреев-«отказников», или узников совести, переданные мне американскими еврейскими группами, координирующими усилия общественности. Их я передавал ему «в неофициальном порядке»; никогда не просил дать официальный ответ. На последний год, по которому у меня имелись данные (это был 1973 год), примерно 550 из 880 особо трудных случаев были тогда тихо освобождены такими способами. Пановы[115], например, были освобождены несколько позднее, когда я сделал Добрынину специальный запрос.

В этом контексте выездной налог 1972 года был совершенно необъясним; он грозил повернуть вспять обнадеживающую тенденцию, без каких-либо самоочевидных целей. Я никогда не слышал какого-либо удовлетворительного объяснения. Самое правдоподобное состоит в следующем: запаниковавшие из-за выдворения своих советников из Египта Советы решили не рисковать больше в отношениях с арабами. Добрынин утверждал, что решение было принято не на политбюро, а соответствующим министерством по собственной инициативе. Это представляется невероятным, но исключать этого полностью нельзя. Иностранные правительства, особенно тоталитарные, всегда представляются более однородными, чем наши собственные, но могут и не быть таковыми.

Каковы бы ни были эти мотивы, налог на выезд вызвал негодование, которое сфокусировалось на решении администрации вести торговлю Восток – Запад. 4 октября сенатор Генри М. Джексон и 71 соавтор внесли поправку, согласно которой предоставление статуса наиболее благоприятствуемой нации ставилось в зависимость от увеличения эмиграции. Три четверти обеих палат одобрили ее.

Привычка – вторая натура. 21 октября, через три дня после подписания торгового пакета с СССР – урегулирование по ленд-лизу и положение о статусе наиболее благоприятствуемой нации – «Вашингтон пост» по-прежнему кудахтала о нашей тенденции использовать торговлю как рычаг оказания давления по Вьетнаму. Газета выражала свое неприятие увязок: «В любом случае, торговое соглашение может быть само по себе. Мы приветствуем г-на Никсона и г-на Брежнева за усилия, направленные на достижение взаимной выгоды для двух стран». «Уолл-стрит джорнэл» написала в передовой от 20 октября о том, что «принцип расширенной торговли между двумя странами и расширенной торговли между Соединенными Штатами и другими коммунистическими странами является весьма и весьма достойным принципом».