Годы в Белом доме. Том 2

Я посчитал предложения Ле Дык Тхо достаточно серьезными и направил весь пространный текст Банкеру и Нгуен Ван Тхиеу на их рассмотрение. В памятной записке на имя президента, – на полях которой Никсон написал скептические замечания относительно утомительности проделанного, – я указал, что новые формулировки Ханоя могут стать первым шагом к отделению военных и политических вопросов, подходом, который я рекомендовал в своей статье в журнале «Форин афферс» в 1968 году и который Гарриман и Вэнс навязывали нам в переходный период. Ле Дык Тхо до настоящего времени яростно отвергал этот курс. Но если сейчас это станет делом, которое начинает продвигать Северный Вьетнам, наша стратегия должна включать в себя продолжение отклонения формулировки, нацеленной на спасение лица, в соответствии с которой такие военные вопросы, как прекращение огня, обмен пленными и выводы войск, были бы окончательно решены, в то время как политические вопросы оставались бы предметом длительных и, не исключено, безрезультатных переговоров между различными вьетнамскими сторонами.

Мы, разумеется, вступали в опасную ситуацию. До тех пор пока Ханой требовал от нас свергнуть союзное с нами правительство, мы имели все моральные основания отвергать это. Но когда Ханой стал двигаться в направлении не совсем ясной ситуации, собираясь принять истинно политическое соперничество, разделительные линии начнут размываться. Символизм и существо станут сливаться воедино. И первое может оказаться более опасным для наших уязвимых союзников в Сайгоне, которые должны оставаться, чтобы бороться за свою свободу после нашего ухода, чем для нас, находящихся на расстоянии примерно в 13 тысяч километров от них. По мере того как секретные переговоры, – до сих пор остававшиеся незамеченными со стороны СМИ, – становились все более и более серьезными, как ключевой вопрос проявлялось все сильнее и сильнее то, что представлялось материально неосязаемым: психологическая устойчивость Сайгона.

На данный момент от нас не требовалось принимать решение. Ханой пока еще не двинулся достаточно далеко для того, чтобы подвергнуть испытанию нашу последовательную позицию, заключавшуюся в том, что единственным препятствием на пути урегулирования был наш отказ свергнуть союзное с нами правительство. Никсон не видел никакого смысла в предложении новых уступок, потому что он с тем же успехом предпочел бы заморозить весь переговорный процесс до периода после выборов. Я соглашался с тем, что нам следует переждать, потому что хотел попридержать для финального рывка минимальные корректировки в нашей позиции, которые мы все еще могли предпринять. Ханой не пойдет на принятие окончательного решения, согласно моему анализу, до второй половины сентября, когда перспективы Никсона станут намного яснее. Эту оценку, что довольно интересно, разделял и Добрынин, который, как казалось, был хорошо информирован о наших переговорах. Все, что нам следовало делать, как я полагал, так отвечать понемногу на северовьетнамские инициативы и время от времени передавать наши собственные письменные формулировки, которые должны быть достаточно предусмотрительными, чтобы не давать Ханою никакого предлога выносить все на суд общественности и создавать очередное острое внутреннее столкновение в Америке. Никсон согласился с этим подходом.

Для того чтобы сохранять давление на Ханой с целью дальнейшего размывания его политической позиции и координирования политики с нашим союзником, Никсон согласился с тем, чтобы я посетил Сайгон сразу же после следующей встречи в Париже, намеченной на 14 августа. В этом было дополнительное преимущество в деле поддержки нашей стратегии затягивания процесса; я получал предлог для отсрочки ответа на предложения Ханоя от 1 августа, по крайней мере, еще на пару недель. Если мои оценки прессинга, оказываемого датой наших выборов, были правильными, Ханой окажется вынужденным быстро раскрыть свои карты. Впервые за время войны именно наших противников, а не нас, поджимало время.