«Когда США просили меня уйти в отставку и торговались со мной о времени моего ухода, я ушел бы, если бы не был солдатом. Поскольку я вижу, что те, кого я считал друзьями, сдают меня. Каким бы ни было для меня мое личное унижение, я продолжу сражаться. Моим величайшим удовлетворением будет то время, когда я смогу подписать мирное соглашение. Я никому не говорил, что американцы попросили меня подать в отставку, поскольку тогда им пришлось бы разделить мое унижение, я, однако, представил все как свое добровольное желание».
Я ответил очень спокойно:
«Я восхищаюсь храбростью, самоотверженностью и героизмом, которые характеризуют вашу речь. Однако, будучи американцем, я только могу глубоко возмутиться в ответ на ваше предположение о том, что мы потворствовали Советам и Китаю. Как вы можете полагать такое возможным, когда президент 8 мая, рискуя всем своим политическим будущим, пришел вам на помощь? Когда мы разговаривали с советскими представителями и китайцами, то это делалось для того, что оказывать на них давление, чтобы они в свою очередь давили на Ханой. Мы на самом деле считали, что предложенное соглашение сохраняет свободу Южного Вьетнама, – наши принципы всегда совпадали с вашими, и мы отстаивали их. У вас только одна проблема. У президента Никсона их множество. Ваша убежденность в том, что мы подорвали ваше положение, не будет понята ни одним американцем и менее всего президентом Никсоном.
Что касается конкретики: мы не признали права Северного Вьетнама находиться на юге. Мы использовали терминологию Женевских соглашений, так как считали, что это самый лучший способ выработки практического решения. Если бы мы захотели сдать вас, то было множество более легких способов, с помощью которых мы могли бы это осуществить».
Я отметил, что перед нами сейчас стоит проблема практического порядка: «Мы сражались в течение четырех лет, всю нашу внешнюю политику сделали заложницей дела защиты Вашей страны. То, что Вы сказали, горько слышать». Конечно, переговоры не могли продолжаться без его согласия. Я должен буду вернуться в Вашингтон. Избежать конфронтации было в интересах обеих наших стран, если мы не хотели сделать посмешищем все отданное в жертву. Я предложил нанести прощальный визит перед моим отъездом. Мы назначили время в восемь утра следующего дня, понедельника, 23 октября.