Годы в Белом доме. Том 2

Таковы были соображения в центре обменов мнениями между мной и Лордом в Сайгоне и президентом и Хэйгом в Вашингтоне, пока мы связывались постоянно на протяжении всей ночи через расстояние в 16 тысяч километров. Драматические события зачастую происходят в нелепых ситуациях. Нашей штаб-квартирой была маленькая спальня в резиденции Банкера. У нас не было быстрых средств связи с Вашингтоном. Секретный телефон не работал; открытый телефон не обеспечивал безопасность разговора. Система двойного кодирования замедляла связь так, что Вашингтон обычно отвечал на сообщения, которые уже перекрывались новыми сообщениями. В Сайгоне была середина ночи. Лорд записывал мои указания, сидя на моей постели, пока я расхаживал взад-вперед. Затем он шел в другую комнату и составлял проект сообщения от руки. Во дворе водитель и шифровальщик дожидались, чтобы отвезти написанную от руки телеграмму в шифровальный центр посольства – удостоверившись, что к ним никто не пристанет из-за комендантского часа. В перерыве между телеграммами Лорд и я размышляли над возникшей дилеммой и стоящими перед нами выборами. Наше самое важное соображение состояло в том, чтобы вернуться в Вашингтон до того, как Ханой взорвется. Накал еще больше усиливался, потому что телеграфные обмены допускали только один набор рассуждений, который можно было направлять единовременно. С учетом того, что разговор в виде обмена мнениями был невозможен, предварительные мысли представлялись как официальное предложение, и отношение к ним было соответствующим. В нескольких случаях с обеих сторон линии связи менялось мнение, но ко времени, когда этот факт начинали обсуждать, Белый дом и я отвечали уже на совершенно новые телеграммы.

Сразу после моей катастрофической встречи с Нгуен Ван Тхиеу в воскресенье примерно в 8 утра по сайгонскому времени я телеграфировал Хэйгу, что у нас теперь два варианта. Я могу отправиться в Ханой, как было изначально запланировано, представить правки Сайгона, и мотаться туда и обратно (термин «челночная дипломатия» тогда еще не существовал), пока не получу согласие с обеих сторон. Второй вариант для меня состоял в том, чтобы немедленно вернуться в Вашингтон; Хэйг тем временем скажет Добрынину, что мы столкнулись с главными препятствиями в Сайгоне, которые мы обязаны в силу долга представить другой стороне во время очередной встречи с Ле Дык Тхо. Нам нужна советская помощь, чтобы Ханой оставался в сдержанном состоянии. Я рекомендовал: «Несомненно, я предпочитаю второй вариант, но предложил первый (поездку в Ханой) только для интеллектуальной завершенности».

Чем больше я думал об этом, тем менее привлекательной становилась поездка в Ханой. Я неизбежно окажусь в капкане почти ничего не дающих встреч; будет трудно обеспечить связь с Вашингтоном; трудно предугадать, каким домогательствам мы подвергнемся. В лучшем случае я буду в перелете, когда все взорвется. Для меня было важно вернуться в Вашингтон как можно скорее. По иронии – как выяснилось – в то время как Никсон, будучи в Вашингтоне, начал беспокоиться, что я могу отправиться в Ханой, я стал сильно беспокоиться в Сайгоне о том, что вопреки моим рекомендациям он может принять первый из двух вариантов и прикажет мне отправляться туда. До получения ответа на мое первое сообщение, в силу этого, я отправил другую телеграмму: «Я обдумал ситуацию, нет иного более приемлемого пути, кроме варианта лететь через Советский Союз, который должен быть выбран немедленно, с тем чтобы оказаться раньше следующего сообщения, которое должно было быть вручено в Париже в 23.00 сегодня, в воскресенье, по парижскому времени» (примерно 7 часов утра, понедельника, по сайгонскому времени, или через примерно 10 часов).

Телеграмма – от имени президента – должна была быть вручена в Париже для Ханоя и была предназначена притормозить все на достаточное время, чтобы дать мне возможность вернуться в Вашингтон, прежде чем Ханой взорвется. Она была следующего содержания: