Казалось, не было большого смысла начинать новый раунд переговоров 4 декабря повторением наших бесплодных обменов, особенно до того, как число членов двух делегаций возросло за счет технических специалистов с обеих сторон. Я в силу этого предложил в телеграмме, чтобы Ле Дык Тхо и я начали раунд с еще одной попытки откровенного разговора в узком составе и в приватном порядке. Ханой принял это и предложил наше первое место встречи в доме № 11 на рю Дарте. То, что произошло между Ле Дык Тхо и Суан Тхюи, с одной стороны, и Хэйгом и мной, с другой, можно было бы назвать по-всякому, но о слове «откровенный» нельзя было даже подумать. В отличие от привычной настойчивости, чтобы я начал выступать первым, Ле Дык Тхо приступил к вступительному заявлению, вернувшись к страстной риторике наших более ранних встреч. Он обвинил нас в попытке усилить то, что он назвал «марионеточной администрацией» Сайгона. Он раскритиковал отказ освободить вьетконговских политзаключенных, – что принял в октябре. Он повторил эпическую историю северовьетнамской устойчивости к военному давлению. В своем ответе на слова Ле Дык Тхо я попытался передать нашу искреннюю приверженность миру – дело, которое всегда оказывалось бесполезным в прошлом и точно таким же оно стало и сейчас: