«Специальный советник прибег к своей привычной тактике, обвиняя нас в предполагаемой недобросовестности и злонамеренности. Есть время для подозрительности, но есть время и для понимания. Какова реальная ситуация, если посмотреть? Я открыто признал (26 октября) нечто, что вы вообще никогда не признавали: что вы сделали важное предложение в октябре. Если специальный советник отвлечется на несколько минут, он признает, что тогда это было большим искушением, и нам многие советовали, чтобы мы прекратили переговоры и обвинили вас в недобросовестности. Мы отвергли этот совет и оказались в невыгодном положении с точки зрения общественности ради сохранения импульса в направлении мира и, совершенно искренне, чтобы побудить другие участвующие вьетнамские стороны действовать с большей скоростью. …Вы сделали важное предложение 8 октября. Что бы вы сделали, если бы я сказал, что должен отправиться в Сайгон и обсудить его, и мы не смогли бы встретиться в течение еще двух или трех недель. Вы знаете, что было бы гораздо легче потратить еще много месяцев. Искушение было велико. Мы же намеренно согласились с ускоренным графиком, очень хорошо зная, какими рисками все это чревато. Рисками для нашей страны, поскольку вы получали бы возможность делать то, чем сейчас занимаетесь, и личные риски для всех участников. Посему вы должны понимать, что, когда обвиняете нас в недобросовестности, это чрезвычайно оскорбительно для нас. …С учетом того, что нам удалось получить, было бы исторической трагедией, историческим абсурдом, если бы мы не смогли заключить соглашение. Если мы проанализируем соглашение, исходя из того, кто и что каждый должен делать, из конкретных обязательств, то мы уже урегулировали почти все. Поэтому осталось не так уж много, что еще надо обговорить. Или мы решим все на этой неделе, или мы никогда не достигнем урегулирования.
Вот так все представляется нам. Я знаю, что для вас все выглядит по-иному. Я уверен, что мы можем потратить всю неделю на дискуссии по вопросам истории, доброй воли и серьезности намерений. Мы предпримем максимум усилий. Вы можете посчитать это недостаточным. Я на самом деле полагаю, что мы можем все уладить очень быстро. У нас есть два плана, один на случай войны, один на случай мира. Нет смысла давать вам наш план на случай войны. Мы говорили об этом довольно часто. Позвольте мне рассказать вам о нашем плане на случай мира».