Но у нас по-прежнему еще не было соглашения из-за этого бесстрашного маленького человечка в Сайгоне, президента Нгуен Ван Тхиеу. Никсон был настроен решительно выиграть это сражение. «Ни перед чем не остановлюсь, – сказал он мне. – Вы увидите, каким жестоким я могу быть, если этот сукин сын не согласится, поверьте мне». Хэйг вручил испепеляющее письмо от Никсона в адрес Нгуен Ван Тхиеу 16 января. В нем были обобщены все преимущества соглашения и перечислены исправления в лучшую сторону, которые были достигнуты в ходе переговоров в ноябре и декабре. В самом главном абзаце было следующее:
«В силу этого я окончательно принял решение приступить к парафированию соглашения 23 января 1973 года и его подписанию 27 января 1973 года в Париже. Я сделаю это, если понадобится, в одиночку. В том случае я должен буду объяснить открыто, что Ваше правительство препятствует миру. В результате наступит неизбежное и немедленное прекращение американской экономической и военной помощи, на что не повлияют никакие перестановки в Вашем правительстве. Я надеюсь, однако, что, в конце концов, наши две страны разделяли и переживали вместе один конфликт и что мы останемся вместе, защищая мир и пожиная его плоды».
Хэйг, согласно указаниям, потребовал ответ к вечеру 17 января.
Но Нгуен Ван Тхиеу пока еще не шел на уступки. Он пожаловался, что проекту по-прежнему недостает «сбалансированности». Теперь он признавал, что его войска будут в состоянии справиться с северными вьетнамцами, остающимися на юге, но их продолжающееся присутствие представляет собой психологическую проблему, которой он обязан противостоять. Хэйг полагал, как мы это часто представляли себе ранее, что к концу дня Тхиеу согласится присоединиться к нам.
Нгуен Ван Тхиеу в очередной раз удивил нас. 17 января он вручил Хэйгу письмо для Никсона с просьбой совершить еще одно усилие и сделать определенные правки, на этот раз в протоколах. Но все было тщетно, как, должно быть, знал Тхиеу. Тексты теперь были заморожены; никаких дальнейших переговоров не могло быть проведено. Никсон ответил в тот же самый день. В письме вновь были обобщены все доводы и угрозы предыдущего послания. Ответ требовалось дать к утру 20 января – в день инаугурации, – когда Хэйг вернулся бы в Сайгон после информирования других стран региона. Если ответ не будет дан к тому времени, это будет рассматриваться как отказ. «Ответственность за последствия лежит на правительстве Вьетнама».
18 января, по нашему предложению, сенаторы Джон Стеннис и Барри Голдуотер, оба твердые сторонники Сайгона, предупредили открыто о том, что, если Сайгон заблокирует соглашение, то он подвергнет угрозе свои отношения с Соединенными Штатами. Мы услышали Тхиеу ровно в тот день, который Никсон обозначил для него, – 20 января. Он отправлял министра иностранных дел Чан Ван Лама в Париж, как он сказал, чтобы взять на себя личную ответственность за финальный раунд переговоров, почти несомненно формулировка, предназначенная для спасения собственного лица, означающая, что он примет участие в подписании. Тхиеу по-прежнему требовал внести некоторые текстуальные правки, жест, который вновь, как он это должен был бы знать, предназначался только для проформы. Никсон парировал тем, что ему нужно согласие Нгуен Ван Тхиеу ко второй половине следующего дня или, в противном случае, он проинформирует лидеров конгресса о том, что Тхиеу отказался сотрудничать, со всеми вытекающими последствиями. (Эти письма, как и почти вся переписка, за исключением обменов 17 декабря, были составлены мною и моими помощниками и одобрены Никсоном.) 21 января Тхиеу смягчил свою позицию и отступил с достоинством, попросив только некоторые односторонние заявления со стороны Соединенных Штатов о том, что мы признаем Сайгон как законное правительство Южного Вьетнама и что Ханой не имеет права держать там свои войска. Это не противоречило нашему пониманию соглашения; договор не давал санкции на пребывание иностранных войск и ссылался в нескольких местах на «суверенитет Южного Вьетнама». Мы дали такие заверения.