Годы в Белом доме. Том 2

«Я уже говорил Вам много раз, что мы хотим мира, мы хотим мира во Вьетнаме и Лаосе, и после восстановления мира во Вьетнаме и Лаосе мы также хотим, чтобы мир был восстановлен и в Камбодже. В силу этого, как я говорил Вам, когда мир будет восстановлен во Вьетнаме, то объективные условия, частично, и наше субъективное стремление, с нашей стороны, станут вкладом в дело мира в Камбодже. Но говоря в практическом плане, когда мы обсуждали этот вопрос с нашими союзниками в Камбодже, это будет не так легко, как у нас было с нашими союзниками в Лаосе. Но я твердо убежден в том, что восстановление мира во Вьетнаме и Лаосе создаст благоприятные условия для восстановления мира в Камбодже, некоторые объективные условия для этого. Но в том, что касается нас, то когда мир будет во Вьетнаме, и когда наши союзники в Лаосе получат мир в своей стране, будет нелогично, что мы все еще будем хотеть войны в другом месте».

Ханой наверняка имел проблемы с «красными кхмерами», но для нас не было бы никакой вероятной поддержки со стороны конгресса или общественности в задержке прекращения огня из-за двусмысленного положения Ханоя в Камбодже. Я продавливал как мог в течение нескольких месяцев прекращение огня в Камбодже, но безрезультатно. Это было прискорбно. Из всех стран Индокитая камбоджийцы вели себя благороднее всего и страдали от своего патриотизма в самой жестокой форме – не в последнюю очередь от рук тех в нашей стране, кто делал вид, что возмущен приписываемыми нам нарушениями их нейтралитета и кто был готов перевернуть весь мир, дабы не допустить должной поддержки для них, когда северовьетнамские дивизии и «красные кхмеры» грабили и разоряли ту невинную страну долгое время после того как ушли наши войска.

На этот раз наше продвижение к завершению не вызвало в нашей группе той радости, которая сопровождала прорыв в октябре. Декабрьские переговоры красноречиво свидетельствовали о неизменной взаимной ненависти между двумя Вьетнамами. Мы знали, что впереди по-прежнему предстояла острая борьба с Нгуен Ван Тхиеу. Мы поняли, насколько хрупким был налет приветливости у ханойского руководства, целенаправленное стремление которого к гегемонии, в чем мы были уверены, сохранится и после урегулирования. Но хотя мы и знали, что сохранение соглашения потребует борьбы, мы также были уверены в своей способности добиться этого. Сейчас мы уже не питали иллюзий, но сохраняли чувство благодарного облегчения из-за угрозы, которой нам с большим трудом удалось избежать, и надежды на то, что после всего нам дома предстоит время на залечивание ран.

Я и мои коллеги – Билл Салливан, Уинстон Лорд, Джон Негропонте, Дэвид Энгель, Питер Родман и присоединившийся ближе к концу Джордж Олдрич, заместитель юридического советника Государственного департамента, – работали по 15 часов в день на переговорных заседаниях, просматривая проекты, консультируя южных вьетнамцев, обмениваясь телеграммами с Вашингтоном. (Нас не на шутку утешил д-р Кеннет Райленд, которого заботливый Нельсон Рокфеллер прислал полечить наши затекшие спины.) Договорились, что Хэйг отправится в Сайгон в течение суток после того, как мы завершим работу над текстами в Париже. В течение двух суток все бомбардировки севера прекращаются. Примерно 18 января будет объявлено о том, что я вернусь в Париж около 23 января для завершения соглашения. Белый дом, освободившись от кошмара поражения, с охотой вернулся к сценарию работников сферы по связям с общественностью. Президент присматривал для себя роль до парафирования 23 января. Безумные телеграммы шли к нам и от нас; инаугурационные празднества осложняли проблему нахождения времени объявления, которое наполнено значением и достаточно невысокого уровня, чтобы сподвигнуть северных вьетнамцев на очередной виток саботажа. Сайгон, как ни парадоксально, решил проблему, отозвав свое согласие до 20 января. Никсон мудро рассудил, что ему не следует рисковать престижем президентства, пока все стороны окончательно не объявят о своей заангажированности.