《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Иоанн глубоко вздохнул, и не смел явиться к Филиппу без исповеди. Владыка сложил руки подле святого отца, и уж было собирался с духом, как на ладонях его опустилось необъяснимое, но ощущалось всё взаправду.

Царь в ужасе отшагнул, ибо глаза его, и весь дух, и все чувства явственно путали его, заверяя, будто бы монах опустил в ладони владыке горячий кусок будто бы живой плоти, в сгустках липкой крови. Не успех Иоанн и выдохнуть, как жуткое видение растаяло.

Царь стиснул зубы до скрипа, неволею отёр и без того чистые руки о подол своего одеяния и сжал кулаки. Дрожь не унималась, как бы не был упрям и стоек владыка.

- Кто ты? – сквозь сбитое хриплое дыхание вопрошал монаха.

Иоанн бы не подивился, если бы святой отец исчез бы в тот же миг, точно звёзды с наступлением рассвета, но того не случилось.

- Отец Василий, - молвил исповедник, положа руку на сердце.

Иоанн злобно усмехнулся, скорее оскалился, и тот же миг пристыдился собственного чувства. Сглотнув, он выпрямился, глядя на святого отца, и в один миг все мысли рассыпались, и царь не мог подобрать слов.

Переведя дух, Иоанн прочистил горло и опустил взгляд.

- В чём хочешь покаяться, сын мой? – вопрошал святой отец.

- Во многом, - едва ли дав окончить, молвил царь, - Слишком многое, отче, слишком многое.

Повисло молчание. Холодный ветер отчего-то был бесшумным в этих стенах.

Глубоко вздохнув, Иоанн развёл руками.

- В душегубстве. В лютом и безбожном душегубстве, - царь говорил быстро, будто бы в бреду, - И нету им числа, отче. И да будет мне суд Божий – не было мне, как поступиться иначе.

- Столь ли безволен ты, сын мой, яко глаголишь мне? – вопрошал монах.

Иоанн горько усмехнулся, и тяжкая боль тупыми когтями врезалась в сердце царское.

- Я уповаю на суд Господень, - молвил сипло владыка, - Не справедливый, но милосердный.

- Был ли ты безволен, - вопрошал исповедник, будто бы не слыша Иоанна, - покуда слуга твой явился и убил отца Филиппа?

Иоанн замер. Слух оборвался, будто бы подле него разорвался тугой снаряд пороху. Звон заполнил всё собой.

Незримое и неотвратимое удушье подступалось к горлу, окольцовывая его подлым змием. Взгляд слепо метался, не находя, за что зацепиться.

Иоанн насилу обратил взор на отца Василия.

- Что?... – вопрошал, нет, молил царь в глухом бессилии.

Отец Василий поджал губы, верно, сам пребывая в замешательстве.

- Неужто, царе, неведомо тебе, что чинят твои опричники? – в робости и со страхом, но всё же чётко молвил монах.

- Кто посмел? – стиснув зубы вопрошал Иоанн.

- Юноша не называл имени, - ответил отец Василий.

Боле Иоанн не мог слышать ни слова.

Он покинул храм, и, выйдя на улицу, вся разбитость, страх и горечь обрушились на него.

Иоанн потерянным взором метался вокруг, закрыв лицо рукой. Было больно дышать. Каждое биение сердца давалось насилу.

В отчаянном бессилии Иоанн пал на колени, не в силе вынести той муки, которая разверзлась в его груди, грызя его заживо.

В злости и свирепой ярости, Иоанн поднялся на ноги, и рыкнув лютым зверем направился по безлюдному двору к своему коню.

Подлая бесовщина не отступала, точно чуя слабость Иоанна.

Курбский усмехался, расхаживая по скрипучему снегу.

- И каков же путь всепрощения? – вопрошал Андрей, - Славно ведь, царе?

- Я ему всё простил, - шёпотом бормотал Иоанн, мотая головой, - И это прощу.

- Верю, верю, - с усмешкой Андрей всплеснул руками, да положил руку на сердце, - Меня ль уверить чаешься? Али себя?

Иоанн слышал ту речь, полную жестокого яда. Он выдержал эти слова, насилу выдержал, сохранив при том самообладание, покуда всё тело его предавало.

- Лишь узрею я очи его, - шептал сквозь ком в горле владыка, - Лишь узрею, и точно изведаю, правда то, али нет.

Курбский пожал плечами, и насмешка не покидала его лица.

- И ежели правда, - молвил Иоанн с усмешкой, - То прощу ему и это. Слышишь, мразь?! Плевать мне! Дал мне Бог из милости власть – и в милость её и направлю. Я всё простил ему.

- Ты всяко мог учуять ложь, - произнёс Андрей, - Но нынче какая-то лукавая пелена

заслоняет твой взор.

Иоанн провёл по лицу, касаясь переносицы. Сиплый и безумный смех сорвался с его уст. До чего потешно было самому владыке нынче собственное помешательство!

- Это… - молвил Иоанн указывая пред собой, - Это ложь. Нету тебя здесь.

Андрей пожал плечами, и, пройдясь по скрипучему снегу, приблизился к Грому. Конь хмуро выдохнул, но боле никак не противился. Курбский взял поводья и протянул их Иоанну.

Владыка не верил своим глазам. Доныне многие ужасы облекались будто бы в истинную плоть, и немало видений терзали денно и нощно сердце и рассудок, но нынче всяк закон был преступлен.

Иоанн не мог верить собственным глазам. Царь отчаянно и упрямо мотал головой, не находя никакого объяснения, отчего призрак обрёл плоть и кровь.

- Меня ль уверить чаешься? Али себя? – всё вопрошал Андрей.

Иоанн всё стоял на месте, не в силах пошевельнуться. До кощунственного верный образ всё никак не отпускал царя, не давал сдвинуться.