Давненько Фёдор не был на таком отрадном застолье. Он быстро напился, и славно чувствовал себя, не знаючи никого из гостей. Речь иноземную Фёдор примерно улавливал. Он пил ещё и ещё, освобождая какой-то тяжкий гнёт своего разума.
Фёдор откинулся назад, слушая краем уха, об чём болтает Генрих. Подле немца сидели двое здешних вельмож что-то расспрашивали Штадена.
Фёдор подался вперёд, едва услышав что-то про «русского безумного князя Московского».
Весело присвистнув, Басманов обратил на себя внимание.
- Это вы ж ничего и не знаете, - засмеялся Фёдор на кривой, но всякой различимой иноземной речи.
- Поведай же, - махнул рукой кто-то из знакомцев Генриха.
- Он жрёт сердца, - пожав плечами выпалил Фёдор.
Гости разразились громким смехом, и лишь веселье Штадена поутихло.
- Да-да, - кивнул Басманов, - жрёт сырыми. Ему как-то подали жаренное, так и предали огню того нерадивого, что вкус крови отбил напрочь.
Видать, Фёдор и дальше бы продолжил, но рука Генриха опустилась ему на плечо.
- Тео, - молвил Штаден, заглядывая другу в глаза.
Фёдор цокнул, скидывая руку, но всяко, стыдливо отвёл взгляд.
Горящий, неописуемый стыд наполнил всё его тело, и он не мог никак избавиться от это мразотного ощущения под кожей. Поднимаясь со своего места Фёдор задел пару блюд, а они уж высокий кувшин.
Всё с грохотом пало на каменный пол, и Фёдор с превесёлым смехом пнул посудину, поднявши больше шуму.
- Али не прав я, братец?! – горланил Басманов.
Генрих подорвался со своего места и крепко обнял Фёдора.
Отстранившись, Генрих обхватил лицо Фёдора. Они прикоснулись лоб ко лбу. Сквозь царящий вокруг дикий шум они слышали дыхание друг друга.
- Ты устал? – тихим шёпотом спросил Генрих.
Фёдор часто закивал, сдерживая ком в горле.
- Пойдём? – спрашивал Штаден.
…
Фёдор остался в своих покоях. Голова гудела от выпитого, но подлые мысли всё бесились, не давали никакого покоя.
Басманов встал с кровати, сам поражаясь, как его не берёт сон после такой пирушки.
Фёдор сел на каменное окно, поглядывая на здешние красоты. Вдалеке редкими окошками и парой полос дыма виднелся Ален со своими чудаковатыми шпилями.
Фёдор цокнул, и, пройдясь по комнате провёл по лицу, и, взявшись за голову заорал во всё горло. Он срывался до надрывного хрипа, испытывая себя, сколь долго он может вопить.
Никто не слышал его в этом огромном каменном мешке.
Изнемогая в беспомощной тупой боли, Фёдор сполз по стенке и сел на пол, прислонившись спиной к двери.
…
Пробуждение было резким.
Фёдор сквозь стиснутые зубы простонал, потирая затылок.
Лишь опосля Басманов смекнул, что к чему. Юноша, задремав опершись прямо на дверь был разбужен той самой служанкой. Она отворила дверь, и тем самым спровадила Басманова к резкому пробуждению.
Она лепетала свои извинения, но Фёдор отмахнулся – её писклявый голосок бесил ещё больше. Поднявшись на ноги, Фёдор ощутил в голове неимоверную тяжесть, а губы горели от сушняка.
Служанка что-то бормотала, но Басманов пресёк её жестом.
- Заткнись, - огрызнулся Фёдор и побрёл, шатаясь и ища опору, в купальне.
…
Выбрившись, Фёдор хмуро глядел в большое круглое зеркало. Гнусная досада охватывала сердце юноши покуда глядел на собственное отражение. С хмурым презрением Басманов видел седину в своих волосах. Левое плечо было опушено, и вся осанка сделалась какой-то гнетущей, тяжёлой. Юноша насилу расправился, но горькое чувство проняло его – нынче ничего не будет как прежде.
С тяжёлым вздохом, Фёдор умылся холодной водой. То придало славной бодрости, и, тряхнув плечами, он направился в залу, где накануне бушевала пьянка.
Многие гости дрыхли на полу, и их мерный храп терялся где-то на фоне шума разговоров и ругани мужского баса. То были мужики, собравшиеся за столом и играли в кости.
Фёдор мельком глянул в ту сторону, кивнул, и принялся оглядывать стол. Ни кушаний, ни питья ещё не прибрали.
Басманов едва ли глядя схватил чашу и залпом глотнул содержимое, приняв то за водку. Резкий едкий запах ударил в нос уже после того, как ядрёное пойло жгуче окатило глотку.
Фёдор залился сухим кашлем, как вдруг чья-то тяжёлая рука дружественно огрела его по спине. Басманов резко оглянулся, опершись о стол.
Глаза юноши невольно распахнулись в неистовом дивлении, ибо прямо пред ним стоял князь Луговский.
На Михаиле была накинута рубаха с закатанными рукавами, ворот был расшнурован. Были видны синеватые рисунки – некоторые из них уже обратились неразборчивыми пятнами. Вместе с тем красовались и прочие отметины лихой и вольной жизни морехода – огрубевшие шрам на груди да пара следом бог весь какого порожденья.
Фёдор всё не мог прикинуть – его ль слабый ум играет дурацкую шутку, али Михаил и впрямь стоит во плоти здесь.
Будто бы считав те мысли, Михаил усмехнулся, разводя руками.
- А с чего бы и не бывать мне гостем дорогим? – вопрошал Луговский, - Между нами – я так-то Генриху жизнь спас.
Фёдор сглотнул, прочистив горло, да ударил себя в грудь.
- От тут уж, услужил, Михал Михалыч, - произнёс Басманов, опускаясь на скамью спиной ко столу.