- Она в тягости. От уж полгода. Даже боле, - отрадно и с усладой в голосе произнёс Генрих.
- Да ладно… - протянул Фёдор, покуда медленно осознание настигало его, и тотчас же Басманов вновь помрачнел.
Сглотнув, юноша кивнул и хлопнул немца по плечу. Штаден замер, и брови его свелись.
- Чёрт, - цокнул немец, проведя по затылку.
- Полно об этом, - отмахнулся Фёдор, - Рад я за тебя, Генрих. От всей души рад.
Штаден поджал губы и кивнул, положа себе руку на сердце.
…
Стук разбудил немца.
Дело шло к полудню. За окном занималось славное доброе солнце.
Крепкий глубокий сон медленно рассеивался в рассудке Генриха. Немец глубоко вздохнул, потирая глаза и осторожно вынул руку из-под тёплой щеки Алёны, мягко погладил её по волосам.
Нежная улыбка невольно занялась на его лице, когда девушка ворочалась сквозь сон и чуть повернулась. Сквозь сорочку проступал большой живот.
Алёна не открывала глаз, но ресницы чуть подрагивали. Генрих осторожно и трепетно едва-едва коснулся живота, и, наконец, пошёл отворять дверь.
На пороге стоял Фёдор со служанкой.
- Не разбудил? – вопрошал Басманов.
- Нет, - молвил Генрих, выходя из покоев и с осторожно оглядкой закрыл за собой дверь,
- Чего?
Фёдор развёл руками да указал на служанку – худощавенькую бледную девчушку, повадками и даже мордочкой чем-то напоминающую мышку.
- Не знаю, всё, что разобрал, мол, «Штаден, Штаден», - произнёс Басманов, - От и подумал, видать, что-то да надобно.
Генрих кивнул девке, и служанка залепетала на здешнем наречьи. Немец кивнул со слабой улыбкой на устах.
- Спрашивает, мол, не желаешь ли искупаться. Там воды уж нагрели, - молвил Генрих.
Фёдор охотно кивнул головой, проводя рукой по отросшей щетине.
- А тебя на кой чёрт кличет, дура? – недоумевал Басманов.
- Да это она тебя кличет, - ответил Генрих, - Я наказал им всем, что брат ты мой.
Фёдор замер, внимая тем словам. Штаден кивнул, заверяя уж наверняка, видя какую-то растерянность во взоре юноши.
Цокнув себе под нос, Басманов плотно стиснул губы и крепко-крепко обнял своего друга.
- Ибо так и есть, Тео, - прошептал Генрих, отвечая на это пылкое объятие.
Фёдор часто закивал, сжимая немца ещё крепче.
…
Мягкое летнее утро дышало благой прохладой.
Генрих, Фёдор и Алёна сидели в тенистом перелеске.
Штаден не надевал повязки на свою пустую обезображенную глазницу.
Басманов выпил уже с утра. На беспокойство Генриха юноша ответил, что так борется с болью, ставшей в висках ещё ночью. Штаден не продолжил своих расспросов, хоть и душу его продолжало гложить пристрастие Фёдора к выпивке.
Утренняя прогулка славно приводила мысли в порядок.
- Уж придумали, как наречёте? – вопрошал Фёдор, потянувшись.
- Михель, - кивнул Генрих.
Басманов свёл брови, прокрутив пару раз то имя в голове, да поглядел на Штадена.
- Такова плата евонная, - пожав плечами, молвил Генрих.
Фёдор кивнул, прохаживаясь босиком по сочной траве, усеянной бисеринами росы.
…
Конец лета уже подгорало суховатой желтизной на листьях. То приступалось незаметно, да ежели вглядываться в листву.
Резвый конь Генриха миновал всякую преграду и бурьян, и домчался до тенистой опушки. Копыта лошади чавкнули о сыроватую землю, и Генрих быстро спешился, опираясь на копью точно на посох.
- Не догнал? – спросил Фёдор, поглядывая на друга.
Штаден глубоко вздохнул, переводя дыхание и огляделся.
Генрих и Фёдор выбрались на охоту. Штаден умчался чуть вперёд, и скоро опомнился, не завидев нигде своего друга. Проносившись по лесу пару минут, он вышел как раз к этой низине. Фёдор сидел на поваленном погнутом дереве, хмуро, с грустью Басманов отмер из своего оцепенения.
Генрих сел рядом, и, тряхнув плечами, снял флягу с пояса и протянул её Фёдору. Басманов охотно налёг на крепкий мёд. Опосля вытер губы и воротил флягу немцу.
Они молча сидели в убаюкивающе прохладной тени, а от затхлой земли пахло сыростью.
- Я давнишно уж хотел повидать старых знакомых, - молвил Генрих, - Ежели тебе не по нутру нынче шумные сборища…
Фёдор громко засмеялся, видать, даже слишком громко.
- Когда мне сборища не по нутру были? – вопрошал Басманов, и неволею в этих словах вложено было столько невысказанной глухой и запрятанной тоски, что голос дрогнул.
Немец поджал губы, и с какой-то глупой и виноватой улыбкой потрепал Фёдора по голове.
…
Холодные стены замка немца будто бы ожили.
Разный люд собирался – средь вельмож и принцев затесались наёмники, совсем недавно сослужившие себе состояние да статус. Были нынче и вовсе разбойничьи хари, и были горячо и радушно приняты под крышей Генриха.
Слуги то и дело шныряли, катя тяжёлые бочки. Выпивка лилась рекой едва ли не буквально – кто-то из нерадивый крестьян умудрился разбить целый ящик, и липкое пойло расползлось тёмной лужей на полу.
Генрих представлял всем многим и многим гостям Басманова как своего давно потерянного брата, Теодора Штадена. Кто-то молча и с вежливой улыбкой принимал это, кто-то громко и спьяну шутил на сей счёт. Пущай, Басманов не понимал смыслу в тех словах, но улавливал усмешку да недоверье гостей ко словам Генриха.