Когда князь поднял взгляд, его супруга уже сидела на его ложе. Владимир и впрямь был несколько смущён сим. Меж тем она согласно кивнула.
– И право, право… – молвила она. – Полно об этом. Оставим всякие волненья и всякую скорбь. Просто будь подле меня.
Владимир всё не мог перебороть подступающего смущения, сел на постель. Евдокия подалась к мужу, и мягкая улыбка осветила её лицо. Князь был в растерянности. Его сердце, терзаемое тревогами и тяжкими, жестокими думами, отчаянно искало покоя, и сейчас он был подле нежной своей голубки. Но что-то в его беспокойном сердце твердило, что нынче негоже предаваться тому, о чём и молвить боязно. Но Евдокии были чужды эти запреты. Она подалась вперёд, запечатлев осторожный поцелуй на щеке супруга.
– Что?.. – Владимир отпрянул в недоумении, безуспешно подыскивая слова в своём ослабшем рассудке.
– Будь подле меня, душа моя, – прошептала Евдокия.
Щекочащий холодок пробежал по телу князя, когда жена коснулась его шеи, заводя руку к затылку. Мягкое поглаживание отзывалось внутри его, пробуждая его тело. Дурманящее сладострастие сливалось с постыдным волнением. Каждое прикосновение к супруге он совершал с трепетной нежностью, граничащей со страхом. Евдокия обращала взгляд мужа на себя, но он не мог, не смел на неё смотреть.
Глубоко дыша, Владимир обнял супругу дрожащими руками и столь же неожиданно отстранился прочь. Князь чувствовал, что не может совладать с горячими слезами, подступившими к его глазам.
Когда Владимира застало раннее пробуждение, его слабый разум предался видениям прошлой ночи. Когда же сонные очи узрели Евдокию подле, князь замер, силясь разграничить правду от лукавых образов. Княгиня лежала с открытыми глазами и слабой улыбкой на алых устах.
– Ты плачешь?.. – встревожился Владимир, принявшись утирать её слёзы. – Тебе дурно?
– Да, – тихо призналась она, и улыбка не сходила с лица.
– Неужто?.. – Князь сел в кровати, уже порываясь покинуть покои. – Я велю подать…
Одно лишь прикосновение уняло его пыл. Евдокия взяла мужа за руку. За поджатыми губами она прятала ласково-лукавую улыбку. Владимир лёг обратно в постель, и сердце его замерло, когда супруга положила его руку себе на живот. Дрожь обуяла тело его, он не мог вымолвить ни слова, уставившись на жену. Она согласно кивнула, и Владимир завлёк её в нежные объятия.
Дверь кабака отворилась, и Алексей вышел на крыльцо. Потянувшись, опричник с ухмылкой кивнул Генриху. Видать, немец всё это время стоял неподалёку, опёршись о забор.
– Всё ещё тут, чёрт иноземный? – вопрошал Басман, подходя к нему.
– Ага, – кивнул Генрих, кивая на коня Алексея. – Вона лошадку вашу сторожу.
Басман усмехнулся, сильно похлопав немца по плечу.
– Иди лучше Федьку моего сторожи, – молвил Алексей, садясь верхом.
Генрих с улыбкой ударил себя в грудь, принимая наказ Басмана-отца. Немец воротился в кабак, застав там Фёдора. Тот шмыгнул носом, а рукой вытирал левый глаз.
– Гойда на речку? – вопрошал Генрих, приобнимая Фёдора за плечо.
– Гойда, – кивнул Басманов, поднимаясь на ноги.
Глаша отступила да с поклоном пустила князя Вяземского в покои.
– Чёй, Афонь? – вопрошал Алексей, скинувши шашку на стол.
Сам Басманов едва воротился в свою опочивальню и, право, подивился, что так скоро уж понадобился кому-то. Глаша уж прибыла к Алексею и прислуживала подле него, помогая раздеться опричнику. Паче прежнего холопка подле Басмана служила. Дрогнуло что-то в сердце Вяземского, и отвёл взгляд от неё, едва-едва завидя, как лик её переменился, помрачнел.
– А Федьку не видал, Данилыч? – вопрошал князь.
– Чё ж не видал? С немцем со своим. Поди, снова умотали к чёрту на рога, дурью маяться, – ответил Басман-отец. – А какое к нему дело?
Вяземский отмахнулся.
– Делу-то никакого, – молвил Афанасий. – Просто велено было прознать, где он да в порядке ли.
– Не прибил ли его батя? – с тихой грустью усмехнулся Алексей. – Не боись, не прибил.
Афанасий усмехнулся, мотая головой да проведя по бороде.
– Ну и славно, – кивнул Вяземский да отдал поклон. – Ну что ж, бывай.
– И ты, Афонька, – молвил напоследок Басманов.
Генрих воротился в кабак поздней нощью. Его конь устало передвигал ноги, истомлённый да умаянный лихой скачкой. Ещё не въехав во двор, немец приметил Алёну – она снимала бельё с верёвок. Оставив большую корзину, девушка в большом нетерпении вышла встречать Генриха.
– Скверные вести, – молвила она, мягко обнимая немца за плечи.
Генрих недовольно цокнул да кивнул, чтобы уж всё выложила.
– Последний обоз даже до границы не доехал, – молвила Алёна. – И людей перебили.
Немец коротко кивнул.
– Ну, Царствие им, что уж… – произнёс Генрих, осенив себя крестным знамением.
– Тот князь гневлив? – вопрошала Алёна.
– М? – немец повёл головою к девушке.
– Ну, тот князь из Алена твоего, коему ты долг-то выплачивал? – спросила она.
– Да чёрт с ним, – отмахнулся немец.
Глава 6