Големикон

Кэйзер дернулся. Такую фразу сказал бы его дед Анимус – но уж точно не он сам. Мэр добавил полушепотом:

– Они обязаны сгореть.

Турнепс даже не успел опомниться, как мир вокруг объяло пламенем: конечно, не успел толком разглядеть и крылатое нечто в небе, и летящие вниз бочки с алхимическими смесями, и уже топчущих урожай големов.

Мир вспыхнул и так же быстро погас в абсолютной черноте. Последнее, что пришло в голову после кусающей боли – мысль, что день выдался действительно очень уж нетипичный.

Пламя же, на такие мелочи внимания не обращая, продолжало есть, насыщаться всем, даже пузатые тени не спасались, становясь частью стихии, тенью внутри нее – огонь расползался, и очень скоро из него стали выходить големы, которых пламя никак не повредило. Они разрывали языки огня своим монотонным маршем, будто рождаясь из этого пожара, и шагали дальше, давая под ногами так и не собранные тыквы, еще не успевшие стать кормом для огня.

После очередной тряски Прасфора все же решилась еще раз посмотреть вниз – опять пожалела, но далеко не из-за огромной высоты и нахлынувшего головокружения. Девушка увидела, как полыхают внизу поля, как пламя охватывает дом, и как монотонно, ничего не замечая, проходят через эту огненную гриву големы, возвращенные к жизни, которой у них никогда не было.

Нет, это точно было концом.

Попадамс заставила себе не плакать. Но и встать не получалось – к чему, когда делать все равно нечего? Внутри мерцала последняя искра, будто от отсыревшей спички, все никак не вспыхивала. Хотя бесконечное Прасфорино «надо», жившее словно отдельно от нее, отдельно от разума, в этот раз пересилило: девушка не могла больше смотреть, как осколками падает на нее небо, и пускай хор металлических голосов внутри говорил, что все это зря, оно ни к чему не приведет, чего дергаться, когда скоро и так задохнешься, будто выброшенная на берег рыба.

Прасфора встала.

Для начала – уже хорошо.

Девушка на всякий случай покрепче вцепилась руками в обшивку, чувствуя, как слегка шатает «дракона» из стороны в сторону. Теперь оставалось понять, что делать дальше, но над этим думать особо долго и не пришлось. Путь все еще был лишь один – найти Кэйзера.

– Главное, чтобы не вышло как с кухней, – попросила Прасфора у самой себя. – Главное, чтобы не как с кухней…

Она уже собиралась сделать первые шаги, оглядываясь и пытаясь разобраться, куда идти безопасно, но тут вновь чуть не свалилась – никаких внезапных трясок и поворотов, ее просто окликнули:

– Прасфора?

Девушка все же устояла на ногах. Максимально аккуратно, почти п страусиному – по напугано-страусиному – повернула голову и увидела Хюгге.

Честно – не то чтобы была шокирована, но удивилась – это уж точно.

– Прасфора? – повторил он. – Что ты тут делаешь? Я же говорил тебе бежать… И ты вся намокла…

– Я убегала – но вернулась. Вернулась, потому что все это неправильно. И надо, – она зажмурилась. – Надо это остановить.

Дядя провел рукой по мокрым волосам, нервно забегал глазами.

– Тебя тут не должно быть. Ведь теперь… Прасфора, мне же теперь придется убить тебя!

– Я… – она задумалась, говорить или нет, но все же решилась: – Я пыталась остановить войну. Точнее, пытаюсь.

Прасфора ожидала любой реакции, но только не улыбки дяди – тот словно помолодел. С учетом того, что последний раз они виделись не при самых приятных обстоятельствах, это казалось даже милым, что ли.

– Вы все же решились, дядя Хюгге, – догадалась Прасфора, – вместе с ним, да?

Девушка попятилась назад.

– Мне пришлось согласиться, – пожал плечами Хюгге. – Точнее, я не совсем правильно выразился – мне пришлось согласиться, потому что по-другому поступить я не мог. Из-за себя.

– Вам нравилось убивать грифонов? – неожиданно холодно для себя выпалила Прасфора.

– Конечно нет. Мне нравилось то, что я делал – придумывал, был частью открытия, прикладывал к нему руку. Как и сейчас, – он обвел руками обшивку «дракона». – Но война… ему необходима.

– И горящие поля – тоже?

У Хюгге дернулся глаз.

– Самому это не по нраву. Но Прасфора, пойми… он так исстрадался.

– Вам тоже этого хочется? Ну, войны – такой, что, кажется, даже небо падает? Дядя, вы даже готовы… готовы были убить меня! Сейчас вы сделаете это? – девушка чуть не сорвалась на крик. – Только честно – сделаете?!

Конечно, он бы ответил «нет» – всегда, в любой ситуация, хоть на волоске от гибели; ему хотелось другого, все остальное лишь вытекало из этого, но сейчас Хюгге Попадамс просто промолчал и сосредоточил взгляд на девушке, будто глядя внутрь нее.

Наверное, в Прасфоре он видел себя – ту версию, которая смогла принять действительно правильное решение; которая против жгучего желания, горячим вином наполнявшего пустоту внутри, все же смогла осознать, что продолжит мучаться – не сможет мириться со всем «вытекающим», даже ради Кэйзера.

Наверное, Хюгге Попадамс действительно видел это. Наверное, сам постепенно становился этим. Наверное, думал, что сделать это стоило куда раньше.