Големикон

Хозяин «Ног из глины» сделал глоток молока – оно уже остыло. Оказалось, в мыслях он простоял довольно долго.

Первыми нотками надвигающейся войны стали крики, видимо, особо глазастых горожан, заоравших: «големы!». В простой житейской ситуации этот крик никакого аншлага эмоций бы не вызвал, ну подумаешь, голем и голем, дело пустяковое. Но сейчас взоры устремились вдаль, в сторону гор – на полях очерчивались колонны марширующих истуканов.

Кто-то подбежал к Кельшу.

– И что нам теперь делать?! – спросил горожанин так, будто Попадамс был избранным главой несуществующего ополчения.

– Не знаю, – честно признался тот. – Ждать и надеяться.

Потом внимание всего города переключилось на небо – ровно тогда, когда в воздух поднялся «дракон». Поначалу никто толком не разобрал, что это такое, но кому-то – видимо, тем же глазастым – удалось разглядеть очертания скелета и огромные крылья.

И вот тут началась паника.

– Это дракон!? Они что, поднялись в воздух?!

– Это не дракон… это мертвый дракон!

– Но магия на такое неспособна…

Кельш мог прикрикнуть на толпу своим басом, заставить притихнуть: но к чему? Все равно после этого нечем будет их успокоить, да к тому же глупо пытаться утихомирить весь город. Змеи паники умеют проникать в самые узкие щели, даже когда отрубаешь им головы, все равно до конца не дохнут.

Когда загорелись поля – пламя, казалось, жарило даже здесь, в городе, – не по себе стало уже Кельшу. Он еле удержал в руках кружку, вернулся в кабак, поставил от греха, чтобы не разбилась, и выбежал на улицу – из горящего пламени выходили четкие силуэты големов, а летающее нечто становилось все больше, приближалось.

Тут сердце Кельша екнуло. А что, если Прасфора там, наверху? И вдруг она… Он сам не понял, откуда эта поганая мысль попала в голову, но избавиться от нее никак не мог. Поэтому побежал на городскую площадь, где толпа достигла своего предела.

Они не знали, что делать, были не готовы – ведь как приготовиться к тому, о чем знаешь только из пыльных учебников, что кажется пеплом истории и дедушкиными сказами? Никто бы и не подумал, что мэр Кэйзер – на минуточку внук самого Анимуса! – решит развязать войну, решить жечь их же поля, решит использовать големов и сотворит нечто из мертвого дракона.

Горожане перешептывались. Одно слово медным звоном звучало в их разговорах, в этих ползучих дымках полубреда на грани возможно и невозможного: Анимус, Анимус, Анимус…

А потом все замолкли – город накрыла тень, ветер стал срывать листья с деревьев, и они, словно бы мелкие языки пламени, разлетались по Хмельхольму. Огромный «дракон» приближался, нависая прямо над городом – от взмахов его крыльев закладывало уши, в головах проклевывалась назойливая боль.

И вот тут Кельш не выдержал:

– В сторону! Все прочь! Как можно дальше! – он замахал руками. Бас чугунным колоколом разлетелся по городу. – Вон из домов!

– Но как же…

– Я сказал прочь!

Даже если бы нашелся желающий поспорить, то не стал бы игнорировать этот совет. Площадь опустела, люди выбегали из домов и неслись к окраинам, забывали взять с собой вещи – казалось бы, первое, что сделает каждый.

Они успели очень вовремя, потому что падающий «дракон», объятый огнем, оказался точь-в-точь над Хмельхольмом.

С неба свалилась бочка, и площадь вспыхнула слепящим пламенем.

«Дракона» мотало из стороны в сторону, и Кэйзер еле дошел до мостика, к «носу» – по пути отдавал приказы всем прыгать вниз. Рулевой стоял на месте, держа намеченный курс.

– Отойди! – оттолкнул его мэр. – И прыгай. Это приказ.

– Но мэр Кэйзер…

– Я сказал, что это приказ!

Внизу грохнулась бочка с алхимической смесью – Кэйзер увидел, как разгорается в городе пламя, и так сильно сжал механическую руку, что чуть не сломал штурвал.

– Отставить бочки! – заорал он так, чтобы услышали все. – Все вон! Прыгайте!

Его приказы металлическими глефами врезались в сознание, и «дракон» постепенно пустел. Мэр резко выкрутил штурвал – падающий и уже сам начинающей гореть «дракон» грузно развернулся, вместе с ним чуть не свалился сам Кэйзер. Крылья двигались с невообразимой силой, слышался треск рубинов и шестеренок в машинном отделении.

Кэйзер уводил «дракона» от города. Какой теперь смысл – все, конец, уже поздно что-либо менять, ему не нужны разрушения впустую, и он знал, что они совершенно точно пройдут зря. Мэр Хмельхольма ощущал, как налитая свинцом тень его деда Анимуса вновь падает на его плечи, он пытался удержать ее – как и всегда до этого – но расправленные мгновения назад плечи не выдерживали и уже не выдержат никогда.

На глазах мэра наворачивались слезы – небо его мира трещало, опадая острыми осколками.

Сперва Прасфора подумала, что у нее закружилась голова, но быстро сообразила, что закружился мир вокруг – дракона кидало из стороны в сторону, пришлось плотнее вцепиться руками в обшивку. Девушка чувствовала запах гари, кашляла от едкого, черного дыма.