Големикон

– Тогда я этого не осознавал! Да и никто из нас не осознавал – ты ведь сам прекрасно знаешь, что только видя последствия, понимаешь, что натворил. Будто поднимаешься надо всем, взлетаешь, и наконец-то можешь разглядеть те мелкие, белоснежные кости…

Попадамса передернуло. Его вялая, полу-иссохшая бородка пошла рябью.

Кэйзер, наоборот, лишь улыбнулся.

– Взлетаешь… отлично сказано, Хюгге. По-моему, это уже похоже на согласие.

– Нет! – руки Попадамса дернулись, собравшись подняться, но передумали. – Мне нужно подумать. Определенно точно нужно подумать.

– Подумай, – мэр махнул механический рукой и сел на стул около пианино. – Кстати, твоя племянница… мне рассказали, что она нашлась. У нас на кухне.

Хюгге ушам не поверил – думал, что Прасфора погибла. Руки задрожали сильнее. Нестабильность, что же он теперь ей скажет…

Кэйзер прочитал вопрос в его глазах и ответил:

– В глубине подземные ходы сплетаются, ведя и вниз, и вверх. Считай, что ей повезло. Но… ты ведь знаешь, что это значит?

Мэр сыграл пару нот.

– Тебе придется избавиться от нее. Она знает – она видела. И не упрекай меня в жестокости – ты прекрасно понимаешь, чем чреваты даже самые небольшие ошибки, когда все готово.

– Кэйзер, ты просишь меня… убить собственную племянницу? – Хюгге обмяк, хотел сесть, но вместо этого просто оперся о стену.

– Пусть это будут семейные разборки. Думай, Хюгге – потому что если этого не сделаешь ты, это сделаю я. Случись все чуть раньше, хотя бы до того, как мы пленили дракониху… я бы закрыл глаза. Теперь не могу.

Мэр положил механическую руку на пианино и отыграл четыре злополучные, четыре исключительно свои ноты: та-та-там-там…

Хюгге опять дернулся. В последнее время он напоминал слабо раскачанный маятник, ударяющийся о стены коробки и не находящий места для дальнейшего разгона, хотя движения задумал грандиозные – де-факто получалась просто безумная чахоточная судорога.

И почему никогда нельзя обойтись без выбора?

Попадамсу хотелось, чтобы решение просто нашлось само собой, потому что старика рвало изнутри, разделяло на две пропорциональные части: может, черную и белую, может – светящуюся и поблекшую, а может и вовсе на две идентичные, кто же разберет, посмотреть невозможно. Но части эти боролись, бросались друг на друга, ведь каждая из них негодовала от присутствия другой, а Хюгге – просто наблюдающий за этой схваткой и пока ничего не могущий сделать – удивлялся тому, что одной из этих частей вообще нашлось место в его душе. Но факт оставался фактом, желание вцепилось в пережитый ужас, и этот клубок хитросплетений катился по тропам сознания старого Хюгге, оставляя там неизлечимые, белые – а может и черные, а может и светящиеся, а может и поблекшие – следы, подтеки краски сознания.

А тут еще эти новости про Прасфору… нет, он не мог, правда не мог такое сделать – наверное, не простил бы себя, хотя, как знать. Приходится жертвовать – как тогда, много лет назад. Но пожертвовать племянницей… все равно, что вернуться в лохматую древность, когда на алтарях приносили человеческие жертвы.

Но, с другой стороны, есть шанс все решить без лишних проблем… есть ведь?

– Я подумаю, – шепнул Попадамс. – Я правда подумаю.

Когда тот ушел, шатаясь и врезаясь в углы, Кэйзер отыграл еще несколько нот и, подождав, направился к магическим платформам, гася за собой свет – темнота начинала обволакивать сознание, успокаивать мысли.

Мэр шагнул на платформу, дернул рычаг – задребезжали шестеренки. Мысли текли кисельной рекой, выплескивающейся за свои молочные берега…

И тут кто-то будто бросил в нее камень.

Кэйзер сам не понял, как услышал удар ботинка о платформу, чье-то присутствие прямо за спиной. Мэр резко повернулся – звук сменился ударом металла о металл.

За спиной стоял один из рабочих – тех, что копошились внизу, на невообразимой глубине, – с ножом в руке. Нож только что ударился о металлическую руку Кэйзера, и не повернись тот вовремя – вошел бы куда надо.

Рабочий ошарашенно таращился на мэра, не в состоянии резко придумать плана «б». Только сказал:

– Так нельзя. Она говорила…

Закончить не смог, ведь Кэйзер схватил его металлической рукой за горло сжав сильно, но так, чтобы рабочий еще дышал. Нож выпал из рук и со звоном ударился о камень спускающейся платформы.

– Нет, – проговорил мэр. – Я не позволю, не сейчас. Никому не позволю – знаю ведь, что ты не один, так?

В ответе Кэйзер не нуждался – видел в потерянных лазах рабочего.

Мэр сжал механическую руку с полной силой. Отпустил рабочего, замертво свалившегося на платформу, уже опустившуюся на нижний ярус горы.

Кэйзер направился совсем не туда, куда собирался изначально – планы резко изменились.

Прасфора еще никогда так не радовалась свету магических ламп, пускай слишком ярких и дурманяще-желтых, будто создающих настолько сладостный уют, что тошнить хочется – чересчур уж приторно.