Големикон

– …и так я пробралась к вам на кухню, – закончила Попадамс, зажмурившись от самого слова «кухня». – Еще раз извини, я правда… пытаюсь с этим бороться. И мне очень надо это побороть. Но что-то как-то никак. Будь на моем месте кто-нибудь другой, наверняка справился бы уже, а так – это ведь просто я…

Она замолчала на мгновение.

– Прости, что-то я отвлеклась. Теперь ты можешь рассказать мне про грифонов? – Прасфора не различила удивления, которое, по-хорошему, должно было покрыть лицо Тедди-Теодора как плесень сырую штукатурку, и насторожилось. – Так, тебя это не удивляет, да? То есть это нормально?

– Ну… – молодой человек замялся, рассматривая тетрадный лист с карандашным наброском грифона, гордо сидящим на скале. – Я еще не родился, но мне много рассказывали об этом. В общем… не подумайте ничего такого, но… это мы убили грифонов.

Прасфора уронила бы ложку на пол, если бы уже давно не забыла о супе – теперь недоеденная тарелка ушла на десятый план.

– В смысле… вы убили грифонов? Вообще всех грифонов?!

Тедди неуверенно кивнул.

– Ох, – Попадамс оттянула ворот свитера. – Ох… но… зачем?!

Она сама не замечала, как начинает подвизгивать осипшим петухом.

– Я не знаю, меня же тогда не было, – отмахнулся Тедди. – Но мне говорили, что для… какого-то большого проекта.

Услышав эти слова, мозг Прасфоры, как ищейка, среагировал моментально и нашел изображение огромного белоснежного скелета в пещере с ледяным потолком, вытащив на поверхность сознания.

– Всех грифонов… ради большого проекта?! Всех?!

Тедди снова просто кивнул.

– Это же был проект мэра, да?

Снова неуверенный, но все же кивок.

– О нет… ну почему, почему… Нестабильность, бедные животные! Но… зачем тогда только черепа? Я не видела ничего, кроме черепов. Так ведь не бывает. Не бывает ведь, да?

Тедди-Теодор, видимо, совсем разучившийся говорить, пожал плечами, дав понять – не знаю, уже сотый раз говорю, я был слишком маленьким.

Прасфора нащупала дядину записку в кармане, но, несмотря на соблазн и слова дракона, все не решилась развернуть. Но та манила, как потерянный артефакт из старых сказок, зовущий владельца по имени, развращающий и соблазняющий – и девушка не выдержала.

Развернула бумажку.

Прочитала: «Прости меня, Кельш»

И все – ни слова больше.

Внутри кольнуло. Холод грифоньих глазниц завыл в ушах.

Прасфора резко встала из-за стола, чуть не опрокинув тарелку, и схватила тетрадку под мышку, захлопнув ее.

– Мне срочно нужно поговорить с Хюгге.

– Эээ… а вы уверены?

– Это единственное, в чем я сейчас точно уверенна. Ты поможешь мне добраться? И я правда попробую поговорить с Альвио… насчет ученичества.

Тедди был так взволнован, что пропустил фразу мимо ушей, спросив уже на ходу:

– А зачем вы собрались говорить с Хюгге? Может можно как-то…

– Для начала для того, чтобы мне всю жизнь не снились кошмары, – перед глазами всплыли пустые и холодные глазницы. – А там – посмотрим.

– Нет, стойте, я все сейчас…

Мужчина захрипел и свалился замертво. Кэйзер разжал металлическую руку, убрав от шеи теперь уже трупа. И вот так всегда – чем ближе к цели, тем больше проблем. Они словно чувствуют, когда сваливаться на голову…

Еще с самого начала, когда кто-то ослабил цепи, все было ясно – конечно, найдется еще не один такой умник. Конечно, кто-то не поймет, тем более – после внезапно заговорившей драконихи. Мэр чуял заговор, чуть не стал его жертвой и теперь, найдя, избавлялся, как от опухоли.

Кэйзер стянул с мертвеца мундир и положил рядом. Не хотел, чтобы эти люди носили мундиры…

Он приказал собрать их всех в одном зале – успел выяснить, кто ослабил цепи тогда и даже из-за кого дракониха так сильно забрыкалась второй раз, устроив обвал. Пока она молчала – все было в порядке. Никто не шел против его власти, не кидался на эти рельсы. А потом…

Остальные – мужчин пять-шесть – вжались в длинные скамьи. Мэр Хмельхольма не планировал вот так брать и душить всех, но тот, что лежал без мундира, решил проявить особую инициативу и почил раньше остальных вот-так варварски.

– Господин мэр, – подал голос один из сидящих. – Это все та проклятущая рептилия… Мы бы никогда не подумали.

Кэйзер вскинул механическую руку – наступило молчание. Мэр повернулся, и все присутствующие буквально ощутили его взгляд – вовсе не гневный, и не испепеляющий, а настолько безучастный к чужим проблемам, что до самой глубины промораживал душу.

С заговорщиков и так уже десять потов сошло. Разговоры с мэром всегда давались тяжело, потому что… да даже и объяснить не получалось: от Кэйзера исходило нечто, какая-то энергия, аура, не дающая сопротивляться, и природу ее навряд ли смогли бы объяснить даже маги, но сидящие здесь догадывались, в чем дело – это была власть. Ощущение, что обязан сделать все, что этот человек скажет – потому что так положено, потому что власть обращает в кучки пепла даже горы.

И потому что перед ними – не абы кто, а внук Анимуса.

Все усугублялось уверенностью, что эта встреча станет последней в их жизни. Такие ощущения, собственно, появились не без причины.