Големикон

Они снова молчали. Только когда горы оказались вдалеке, Прасфора, прислонившаяся щекой к холодному, щекочущему стеклу, даже не спросила, просто сказала:

– Почему именно война, Альвио? Почему ему нужна именно война?

Драконолог пожал плечами.

– Не знаю. Но сложно придумать лучший способ заявить о себе…

– Он же мэр, ему не нужно заявлять о себе.

– Я не знаю, Прасфора, правда. Сам не в восторге.

– И ведь… мы ничего не можем поделать.

Девушка помолчала, подумав:

– Как и с грифонами. Как и со всем остальным. Мы никогда ничего не можем поделать, нет, ладно, не мы – я никогда ничего не могу поделать, потому что, потому что…

Дальше слова рассыпались – снова хотелось упасть, потому что сил идти дальше, ударяясь головой о лед, не оставалось. Еще так все по-дурацки вышло с этой очередной попыткой побороть страх кухни…

– Мы можем рассказать об этом, – предложил драконолог. – Точнее, мы должны сделать это. Вернемся домой и просто расскажем…

– И это, по-твоему, хотя бы что-то изменит или поменяет?

Альвио внезапно улыбнулся – улыбка его словно согрела окружающее пространство.

– Если это сделаешь ты, обязательно.

– Я не могу, Альвио, я не могу, – драконолог даже не успел спросить «почему?». Попадамс продолжила: – Потому что… это всего лишь я, вот и все. Где я, и где они. Что я могу поменять во всем этом? И смысл за это браться? Еле-еле получилось Тедди помочь, а это была вовсе самая малость. Я иду вперед, Альвио, натыкаюсь на стены, ударяюсь головой и шагаю дальше, но ничего, ничего из этого не получается. Может, пора прекратить, просто понять свое место и смириться тем, что я – это только я, такая вот Прасфора Попадамс…

– Будешь жалеть, даже если не попробуешь.

Прасфора хотела ответить, но сбилась с мысли: она постоянно пробовала, каждый раз, пытаясь стать лучше во что бы то не стало, не останавливаться. Пыталась с этой треклятой кухней, чтобы не дать мечте, такой далекой и недосягаемой, утонуть за горизонтом искрящихся надежд, погрузившись в пучины невозможного, откуда ее уже не выудить. И каждый раз ничего не получалось – кухня вызывал не поддающийся контролю страх, но Прасфора брала себя в руки и пробовала снова, откладывая разочарование куда подальше, чтобы не мозолило глаза. Только вот оно постепенно выпадало в осадок, откладываясь в глубинах души, накапливалось там и, забытое, продолжало давить, но уже не так заметно.

Если уж ее личные проблемы с кухней не были подвластны ей, такой никчемной Прасфоре, то что уж и говорить о войне, за которой стояла железная, с привкусом ржавчины, власть мэра.

Кости были белоснежными, словно начищенными до матового блеска, и в общей темноте – если бы потушили свет – они излучали призрачное сияние, отдающие загробным холодком от одного своего вида. Мощные и толстые, они безмолвно и безучастно покоились под сводами подземной пещеры, пока вокруг кипела жизнь.

Кэйзер сидел рядом, поглаживая рукой бронзовую пластину и согреваясь ее холодом . Вокруг носились люди, кричали инженеры и рабочие, а он просто смотрел на все это, выхватывал детали, чтобы перед глазами раскрывалась картина во всей ее полноте.

Перед ним лежали два больших бумажных листа, испещренные карандашами схемами и пометками. Если смотреть вблизи, то тяжело разобрать что-либо, кроме цифр и причудливых разметок, но стоило отойти и взглянуть издалека – тогда-то все складывалось в ужасающую и восхищающую, даже фантастическую картинку.

Эти чертежи были для мэра Хмельхольма смыслом жизни последние несколько лет, и сейчас, прямо на его глазах, из бронзовых пластин, белоснежных костей и упорной работы рождалась мечта.

Пыхтели приборы, на строительных лесах люди кричали и жужжали, блестел металл, звенели шестеренки – если на минуту прикрыть глаза и разглядеть магические потоки, то легко увидеть, как от такой нагрузки они чуть ли не рвутся.

Огромный скелет драконихи обретал новую жизнь.

Отвлекшись от чертежей, мэр обошел кости, посмотрел на костяные лапы, а потом дошел до вытянутого черепа и вгляделся в пустые глазницы —Кэйзер видел в них будущее, как оракулы древности в своих хрустальных шарах.

– Ну что же, – раздался сзади голос Барбарио. – Можешь радоваться! Еще раз проверили потолок пещеры, он действительно обледенелый настолько, что даже от того обвала не пострадал. Но ты уверен, что оно сработает вот так вот?

– Оно обязано сработать, Барбарио. По крайней мере, я сделаю так, чтобы оно точно сработало.

– Как знаешь, – пожал алхимик плечами, причмокнув. – Големы в абсолютнейшей норме, я проверил, работают, как новенькие.

Инкубус хихикнул. Словно в подтверждение его слов, в углах загремели ящиками големы – обычные, без механических частей.

– Не понимаю, – надул губы Барбарио – борода слегка выперла вперед, – почему мы не используем големов с кладбища для этих целей? Они же намного… практичнее. Ну, механические части и все такое.

– Ты же знаешь лучше остальных, что они нужны для другого, – нахмурился Кэйзер. – Но потом… это не будет проблемой.