Големикон

У Кэйзера было два ворона.

Две огромные, черные, словно впитывающие в себя свет птицы с блестящими глазами – не хищными, не жестокими, а по-своему сосредоточенными. Птицы сидели в клетках, как декоративные животные, и лишь иногда взмывали под потолки горного Хмельхольма, еще реже – в небо.

Каждый полет становился для них отдельной радостью, событием, доводящим до экстаза – и сейчас один из них, выпущенный мэром, рассекал воздух, врезаясь в потоки наступающего густого тумана, и нес вести – к лапке был примотан свернутый трубочкой лист бумаги.

Почтовая служба всех семи городов слыла самой обычной, так сказать, сугубо человеческой – коробки с письмами и посылками грузились на корабли и медленно расползались меж городами по морю и рекам. И не то что бы никто никогда не обращал внимания на птичьи способности – конечно, все пробовали, но как-то не заладилось. Чайки торгового Златногорска оказались слишком наглыми, голуби Хрусталии пребывали словно в иной реальности, вообще не ориентируясь в пространстве, а вот вороны столицы, Сердца Мира и Хмельхольма при должной тренировке с задачей справлялись. Поэтому их и стали использовать для доставки срочных посланий, но вороны Кэйзера своими размерами внушали ужас, еще раз подчеркивая срочность и важность оправлений – и вот сейчас, тот ворон, что снижался над покрытыми вечным туманом черепичными крышам столицы семи городов, Сердца Мира, нес важные новости.

Скорее даже намеки на эти новости.

Из-за тумана показались скалящие зубы каменные драконы, покоящиеся на каждой крыше Сердца Мира – безумное решение не менее безумного архитектора, очевидно желавшего, чтобы заплутавшие ночью жители по утру приходили домой икающими от ужаса. Но ворону было не до этого – он привык и, к тому же, спешил.

Птица вновь поднялась вверх, и блестящий глаз ее заметил Башню Правительства в центре города – огромное готическое здание из песчаника с большим окном-розеткой и водостоками в форме статуй драконов, безмолвными смотрителями этой Башни. Их несуществующий взгляд запоминал и сохранял все, что происходило в городе.

Ворон долетел до одного из трех открытых балконов на верхних этажах и влетел внутрь. Будь он человеком, то отвлекся бы на шум падающих монет – в центре Башни Правительства находилась огромная стеклянная труба от пола до потолка. Вверху покоился Философский Камень, мимо которого осыпались отшлифованные под форму монет камни, простая горная порода – вниз она осыпалась и падала, уже превратившись в золотые монеты-философы с выгравированной буквой «Ф».

Но ворону было без разницы. Минуя нужные коридоры, он поднялся еще выше и залетел в кабинет с большим витражным окном. Дневной свет умывал помещение.

Ворон сел около пожилого лысого мужчины в черном костюме и с короткой, но пышной седой бородой. Мужчина читал газеты – он всегда читал прессу из всех семи городов, чтобы быть в курсе событий.

Супримус, триумвир, первый член Правительственного Триумвирата, отвлекся и поднял глаза.

Ворон сидел и ждал. Супримус отвязал свернутую бумажку от лапки – конечно, он знал, кто всегда присылает этих огромных птиц. Как только послание оказалось в руках триумвира, ворон каркнул, вспорхнул и улетел извилистыми коридорами.

Супримус заведомо не ждал ничего хорошего, но его лицо… никогда не выражало ничего, словно бы было чистым листом, который каждому предстояло трактовать по-своему – и только в редких случаях триумвир позволял своим мыслям и эмоциям отразится на лице.

Как, например, сейчас – в глазах мелькнула злость и нотка страха. Развернув записку, член Правительства сперва достал что-то непонятное, хранившееся внутри: ни то кусок мела, ни то маленькую заостренную косточку. Потом Супримус пробежался по тексту, выругался и, резко встав, направился в коридоры Башни, совсем позабыв о газетах.

Это было куда важнее ситуации в любом городе.

Он миновал несколько лестничных пролетов – всегда любил ходить пешком, а не пользоваться магическими платформами-подъемниками – и зашел в другой зал, где, с важным видом расхаживая взад-вперед в золотом балахоне, второй член Правительства, Хранитель Философского Камня Златочрев потягивал настойку.

– А, Супримус, – отвлекся он. – Я как раз хотел зайти к тебе, но вспомнил, что ты читаешь свои газеты, и это надолго…

Златочрев почесал густую черную бороду до груди – из нее посыпалась золотая пыльца, побочный эффект от настоек из растений, цветущих на склонах богатых породой гор.

– У нас проблемы, – холодно объявил Супримус.

– У тебя проблемами считаются любые мелочи…

В обычной ситуации Супримус – кстати, еще и лучший в мире алхимик (титулы, как известно, не берутся из воздуха), – сказал бы что-то типа: «Да, потому что из мелочей обычно и рождаются самые большие проблемы. Или ты забыл о том восстании ради ничего?». Но сейчас он просто вытянул вперед руку с запиской и странным белым предметом – Златочрев прищурился.

– Мне принес это ворон.

Смотритель Философского Камня замер.