Големикон

Конечно, все эти разговоры про войну, Кэйзера и грифонов… да, грифонов… а в голове Альиво смысловой ряд стоило с них скорее начинать, ведь как так можно было: просто взять и вырезать их всех ради какой-то, да пусть даже самой важной и нужной цели. Понять драконолог не мог, вот и домой шел, как в тумане – не радуясь и не ревя от подступающей к горлу печали и тленности бытия. Мир словно бы сгорел, оставив от себя бархатный серый пепел, а он, Альиво, этого даже не заметил – принял как данность.

Альвио не помнил, как открыл дверь – будто сквозь стену прошел, – как снял шарф и плащ-пальто – тоже. Хотел было просто сесть за стол, потому что мозг отказывался делать что-либо, кроме варения в собственном соку из мыслей, но тут драконолог заметил, как по полу носится – пытается – нечто очень яркое на фоне потускневшего мира.

В Альвио словно пару литров кофеина ввели, он тут же взбодрился, посмотрел на полку шкафа – увидел, что склянки там не стоит, – посмотрел вниз, заметил осколки, а потом наконец-то кинулся к дергающемуся нечто.

Гомункул оказался не таким проворным, как хотел бы – никак не мог обрести хотя бы некое подобие формы, менялся, распадался в кисельную жижу, которой, собственно, и был. Лишь на мгновенье обретал очертание кривого силуэта и снова разваливался – даже для него это было чересчур нестабильно.

Драконолог загнал существо в угол, прихватив свободную склянку, и заманил внутрь пробирки, покрепче закупорив пробчатой крышкой. Альвио отряхнулся, выдохнул, поднял скляночку, покрутил в свете дневного солнца и нахмурился.

Существо дергалось пуще прежнего – сильнее, чем до того, как Альиво уехал. Видимо, поэтому и свалилось с полки.

– Нехорошо все это, – подумал драконолог. – Ой как нехорошо…

Отставив гомункула на стол, чтобы больше уж точно не падал, и положив туда же тетрадку с зарисовками, Альвио присел и опять задумался, слегка засыпая. Он точно знал, что проблемы с магическими потоками происходят из-за того, о чем рассказывала Прасфора – возвращенные големы, грифоны и война… Драконолог боялся даже представить, что будет, когда нити расшатаются – а если сейчас была только прелюдия ко остальному действу, то, как пить дать, во время основного акта с магией случится такое, что волосы дыбом будут вставать.

И далеко не всегда от удивления.

Альвио посмотрел в окно. Далекие горные пики скрылись за плотными облаками.

Слишком много всего стояло на кону, слишком много всего было задействовано в этой формуле, этаком заклинании, написанном воздушными чернилами на душе Альвио: грифоны, дракониха, магия, нормальная жизнь и, конечно, Прасфора. Прасфора, которой было совсем уж не по себе.

Нужно действительно что-то делать.

И драконолог не просто верил, а знал, что Прасфора обязательно сможет сделать – сделать вообще все что угодно. С ней так было всегда: и не нужно представлять, что не видишь стены препятствий, забывать о них. Главное – осознавать, что идешь прямиком к стене, и верить, что прошибешь ее. Хоть Попадамс и говорила ему, что она – просто она, и ничего в этой ситуации не сделает, в этом-то как раз и была вся соль: Прасфора именно что она сама, а никто иной. И она – никто иной – точно справится. Ей нужно справится хотя бы назло всем, кто не верит.

Тут Альиво поймал себя на мысли, что Попадамс уже сама почти не верит в себя – и даже легкий запас, этакая жировая прослойка уверенности, иссякла, исчерпала себя.

Нужно как-то останавливать войну.

Дремота уже бесцеремонно вторгалась в сознания, сталкивая красочные образы. Следующие мысли формулировались в голове с трудом – но одну драконолог выхватил и не упустил. Одним им точно не справиться. Так это не работает – все равно что тычком пальца повалить человека наземь.

На глаза Альвио – порядком слипающиеся – попался старый выпуск городской газеты с вечно веселящим названием «Хмельные вести», уже запылившийся и никакой информационной ценности не представляющий

Но искрам идей и положено зажигаться спонтанно, от самых неожиданных спичек. Искра вспыхнула, стала полупрозрачной мыслью, осенившей Альиво – он сам не понял, успел ее ухватить или нет, потому что на мгновение провалился в сон.

Очнулся, подумав, что прошел целый час. Оказалось, как и обычно, всего минута – тогда призрачная мысль вернулась в голову.

– А почему бы инет, – пробубнил драконолог, беря в руки пыльную сложенную газету. – А почему бы и нет…

Фюззель готов был рвать и метать, но помалкивал, хлебая теплое пиво, сидел за длинным дубовым столом в, как он понял, общем обеденном зале, где кругом сновали люди: какие-то другие люди помимо него.

Испражненц сделал еще глоток теплого пива – нестабильность подери, они всегда тут пьют эту теплую гадость! – и сморщился так, что даже заслезились глаза. Яркий пример того, что можно продолжать колоться, но преспокойно есть кактус – Фюззель вообще всем своим существом, которое благодаря обширной фигуре увеличивалось вдвое, воплощал принцип «дают – бери, бьют – беги».