Големикон

Только какие-то постоянные намеки, будто бы даже уколы в его сторону – и ведь от самого Кэйзера в том числе! Фюззель делал, что просили, но не понимал, что конкретно делает и ради чего – какая грандиозная цель у всего происходящего? Война войной, но ведь ведет же она хоть к чему-то. И скелет этой драконихи… нестабильность, да что они творят с ним?!

У Фюззеля руки чесались понять, что. Ведь то был уже и не скелет вовсе, а, а, а… слово Испражненц подобрать не мог, поэтому в мыслях останавливался на формулировке «нечто большее».

Вот он и вышел из себя: мэр Кэйзер ничего не объяснил, дал намек и холодно улыбнулся – так просто не могло быть, не должно было быть, ведь Фюззель сам, своими силами встроился в эту цепочку, его звено вклинилось в вереницу остальных, но не ощущало себя частью целого. А должно было.

Ведь иначе, как ему грезить о раздавленных Попадамсах?

Фюззель потряс кружкой – нагретое пиво забултыхалось внутри. Испражненц посмотрел на свое отражение, а пенной жидкости раздутое до невозможности, и чуть было не плюнул прямо в напиток – не от отвращения к себе, ни в коем случае, пусть хоть в десять раз его расширяет; а от ненависти к напитку, который позволил себе такую дерзость в отношении к его лику.

В этом плане, Кэйзер, конечно, тоже был хорош. Правда плевать ему в лицо Испражненцу почему-то даже не хотелось – инстинкт самосохранения подсказывал.

– Ну что, – вдруг захрипел подсевший мужчина – абсолютный, полный незнакомец (и, как прикинул Фюззель, такой же абсолютный и полный идиот). – Еще кружечку?

Острым взглядом, будто палкой в грязь, незнакомец ткнул в почти пустую кружку Испражненца. Нет, все-таки Фюззель действительно умел брать, когда дают, на всю катушку.

– Идиот, – подумал Испражненц, еле сдерживаясь, чтобы не сказать вслух. Был бы это его сотрудник – ни капельки бы не останавливал себя. – Ты даже не представляешь, чем я знает, с чем соприкасаюсь…

Да вот только Фюззель сам не знал, чем был занят.

Именно эта досадная оплошность и привела его к кружке отвратительного теплого пива, за эти ужасные дубовые столы, а теперь и к этому омерзительному незнакомцу. Испражненц молча встал, не обращая внимания на недоумевающего подсевшего, и зашагал вон из зала. Даже отказался ради этого от бесплатной кружки. Вот они – великие моральные перемены в человеке. На лицо. Да уж, точно катарсис – Фюззель понял, что пора требовать от Кэйзера ответов.

Ну, требовать настолько, на сколько получится – жизнь, особенно сейчас, хозяину «Рваных крыльев дракона» нужна была позарез. А требовать нечто от мэра – все равно, что просить джина о четвертом желании. И все же…

Без этого сейчас не получится. Ведь дракон должен расправить свои рваные крылья.

Проснулась Прасфора весело и задорно – ударилась о спинку кровати и долго не могла понять, где находится голова, будто бы вестибулярный аппарат до сих пор не проснулся. Видимо, так оно и было, потому что встала девушка с трудом: как обычно, не понимая, какой сейчас год, день, час, да хотя бы время суток. Солнце било в окно приглушенно и осторожно. Прасфора, все еще находясь в состоянии перехода из одной реальности в другую, вдруг вспомнила – сама не поняла, почему именно это, – что забыла переодеться.

Двигаясь как муха, надышавшаяся ядовитых паров, Попадамс порылась в шкафу – хорошо, хотя бы до него пламя не добралось, точнее просто полизало и перекинулась на более аппетитную трапезу. Девушка переоделась, сменила блузку на чистую, бросила на кровать другой – карамельно-кремовый – свитер и вышла из комнаты.

На лестнице Прасфора чуть пару раз не навернулась, зато такие почти что падения помогли лучше ледяной воды, тут же напомнив организму, где реальный мир и, самое главное, твердая земля. Внизу шумели посетители и уже суетился Кельш, вытирая тарелки, вынося что-то из-за обгорелых кухонных дверей.

Прежде, чем выйти в центральный зал, Прасфора заглянула за лестницу, в ванную комнату с небольшим бронзовым умывальником. Пустила струю холодной воды, скрипнув краном – та бодренько зажурчала, даже как-то чересчур бодренько для только что проснувшейся Попадамс. Мыться полностью хотелось, но не было ни сил, ни времени.

Девушка умылась практически обжигающе-ледяной водой – стало куда легче. Мир постепенно перестал излучать гулкий шум, вернувшись в привычное состояние – теперь уж точно абсолютно реальное.

Зачем-то Прасфора посмотрела в зеркало – никогда не любила смотреться в них, старалась всегда, когда можно, даже просто проходя мимо, отвести взгляд – не на что там смотреть, только расстроишься, увидев себя. Так что сейчас в голове заскрежетал один из жутких механических комплексов.

Из зеркала на Прасофору смотрела Прасфора – не такая, как хотелось бы. Как, собственно, и обычно. В этот раз к тому же с обреченным, скукожившимся, бледным лицом и красными заплаканными глазами.

Попадамс резко отвернулась.