Голос из толпы. Дневниковые записи

Наконец Юрка говорит: «Буду я с тобой тут… Вот, ребята», – и обращается к группе. Несмотря на косноязычие, выступление Саранцева произвело эффект. Все ополчились против Герваша. Особенно впечатлительно было выступление Кошкина. Он выступил не спеша и как бы равнодушно, но на самом-то деле здорово, убедительно, авторитетно. Герваш сел, больше не кричал, не негодовал, не рыпался.

И этот сачок, лгун-хитрец, артист (и какой артист!) ходил в комсоргах! Да он водил за нос и Цауне, и ребят. Перед ними, правда, он в немалой степени выслуживался. Хитростью и даже делом, бывало, завоевывал авторитет.

А как относился к ребятам? В чешской группе, студентов которой считает по сравнению с «сербами» более умными, культурными, долго выпендривался, хоть его и не очень-то слушали. И даже сказал следующее: «Я понимаю, что я не в своей группе!»

Герваш, оказывается, еще тот притворщик. То он якобы болеет, то, гримасничая, говорит с трагическим видом, что не может, что занят. Или: «С удовольствием бы дал денег взаймы, да самому нужны». Зачем? Он-де сказать не может. Нужно, понимаешь! «Ты что, не веришь?» – и таким тоном произносит это, что невольно сомневаешься: черт его знает, может, и правду говорит!

«Неужто я ребят буду обманывать?!» Теперь всем стало ясно: обманывал.

Ему свойственны определенная тактичность, тонкость обхождения. Сижу в читальне (он это знал), приходит в читальню. Подходит. Поговорил немного о том, о сем. Собрался уходить. И тут как бы невзначай: «Нет у тебя денег сколько-нибудь? Поесть надо». А вид равнодушный. И уходит уже…

Примечательно в нем – его пальцы. Когда говорит, рассматривает кончик пальца или, сложив вместе кончики пальцев, тоже их рассматривает. То машет руками и разводит пальцы и говорит, говорит.

Когда говорит серьезные вещи, смотрит как-то тупо в глаза собеседнику – неподвижным взглядом. Неприятно, оттого что не взять в толк: откуда подобный взгляд у такого подвижного человека?

Мне говорит: «Тебе бы надо 55 рублей за вечер платить» (30 за себя, 25 за Рону). А потом выясняется, что Валя, его подруга, за него и за себя 55 рублей внесла.

На вечере по пьянке Саранцев проболтался Гервашу, что Романов сказал о нем: «Герваш – говно». Герваш покраснел, обиделся, конечно, но промолчал… А теперь Герваш с Саранцевым поехал в больницу к Романычу. Почему? Кажется, не особенные приятели. А вот в чем дело: никто, кроме истинных друзей (Лешка, Саранцев), не приезжает к Романычу в больницу, а теперь и Герваш, как «истинный» друг, как хороший товарищ, поехал: смотри, мол, а говорил, что я говно…

Главная особенность Герваша – умеет расположить к себе всякого, мастер втереться в душу человека и потом при случае извлекать для себя из этого пользу.

Весь его двойственный характер сказался в следующем случае. Списал у меня перевод сербского текста и пошел с ним отвечать Зайцеву. Тот долго смотрел, присматривался и наконец спросил: «С кого списывали?» – «Не списывал». Засмеялся, заулыбался Зайцев: «Вот давайте честно, положа руку на сердце, скажите! Я зачту, ручаюсь вам. Зачту эти страницы».

– Нет, я сам переводил, – краснея, упрямился Герваш.

– Сами? Ну ладно, читайте дальше.

Прошло еще некоторое время, и Зайцев говорит:

– Тех слов, которые у вас выписаны, в словаре нет. Я их, помню, кому-то говорил. Вот это слово, например. Точно так сказал…

Все заржали. Но Герваш не сознается. Продолжая краснеть, что-то говорит, что некоторые слова, правда, он у кого-то спрашивал, а все остальное сам…

Петька сказал, что еще не познакомился с новым выступлением Сталина. Рядом оказался Герваш: «Я так и знал, что ты…», и его лицо исказила гримаса возмущения: мол, как не стыдно! Все газеты до половины этим заполнены. Как это можно! (Противно становится, глядя на него.)

Говорит о Шапошникове, артисте: «Он поет хорошо. Только его долго зажимали, потому что он не член партии. Был бы в партии, давно б гремел».

А через два дня я от него слышу: «Самая моя большая мечта – вступить в партию».

В этих словах, конечно, и бескорыстное, истинное желание, как у многих, но все же главное – расчет на приобретение хорошего места в жизни. Нет! Поменьше бы таких членов партии, пусть даже деятельных!

Как я уже отмечал, его особенность: к любому подлезет, с каждым так познакомится, о каждом столько узнает (как со мной и обо мне), – и каждый говорит ему о своем сокровенном, – что это обретает форму власти над людьми. И с каждым может говорить «по душам»… Хитер, опасен, бес!

Романов сперва не был в близких отношениях с Гервашем, сказал о нем правильно: говно. Герваш, узнав про это, подлизался к нему, облапошил, как и всех почти, очаровал своей дружбой, готовностью пожертвовать собой ради друга, и Романов, простая душа, переменил свое мнение. «Я начинаю менять свое отношение к Гервашу, – сообщил он. – Ничего парень».

В общем, полностью доверять Гервашу нельзя. Есть у него в крови и лицемерие, и хитрость, и привычка манипулировать людьми, используя их слабости.