Голос из толпы. Дневниковые записи

И тем не менее Андрей во многих отношениях действительно хороший человек. Привлекает, например, его искренность во многих делах, даже лично его никак не затрагивающих.

Признаюсь, трудный для моего понимания человек этот Андрей, многогранный.

Помнится, однажды он уговорил меня поехать с ним в общежитие студентов ЛГУ на Охте.

И вот мы идем по Университетской набережной, переходим Дворцовый мост, и тут я узнаю, почему Герваша так тянуло на Охту: мать больна, обеда дома нет, надо в общежитии поесть у девчат, убить время, чтобы, приехав домой, сразу завалиться спать.

У Московского вокзала мы сели на 16‐й трамвай. Сколько знакомых оказалось у Герваша! Он сразу отделился от меня и, здороваясь и отпуская реплики направо и налево, пристал к какой-то группе девушек.

Всю дорогу я наблюдал за Гервашем. Он непрерывно говорил, говорил по обыкновению страстно, приподнято, красноречиво жестикулируя руками.

«Какой он все же хороший, – думал я. – И какой по-жизненному сильный! Столько знакомств, стольких знает людей и с каждым может увлеченно, с толком поговорить, посмеяться. Даже с Калининым в троллейбусе разговаривал о выставке картин советских художников в Третьяковке. Сколько вдобавок знает об искусстве!»

Я не завидовал Андрею, я им любовался, как золотоискатель любуется самородком.

Юрий Саранцев

Хотя Саранцев и утверждает, что он разбирается в людях, а некоторых из нашей группы насквозь видит, в людях он все же не разбирается, не понимает их. Он видит плохое в человеке (чувство на это у него развито), а хорошее не видит, не знает ему цены (плохое легче увидеть, почувствовать). Отсюда непонимание человека, нечуткость, эгоизм, грубость и прочая дрянь.

Ходит, чуть покачивая плечами (занимается в секции бокса).

Часто голодает. Ирина Владимировна через Андрея передала ему завернутые в кулек бутерброды. Андрей говорит Саранцеву:

– Вот, Юрка, подарок прислали! Здесь что-то есть.

Юрка краснеет, бормочет:

– Меньше тысячи рублей в подарок не беру.

Став комсоргом, пока еще не приказывает: мол, завтра ты должен сдать зачет, а только предлагает это сделать. И к каждому по отдельности подойдет, не кричит на всю аудиторию, как прежде Герваш: «Кто завтра сдавать будет?»

Саранцев по уму, развитию ниже многих, над кем поставлен. Его плюс: сразу признал, что он один ничего не сделает, обратился за помощью к коллективу. Поэтому у него создался определенный авторитет. В общем, опора на коллектив придала ему силы. Саранцев вырос.

Вот, например, первое его профсоюзное собрание. Сидим вместе, я ему шепчу: «Ну, начнутся сейчас излияния». – «Без разговоров, Слава, нельзя», – сказал примирительным тоном. А недавно сам говорил так же, как я!

Дали слово ему, комсоргу. Встал, начал повторять то, что уже говорили. Говорит нескладным языком, не находит слов. Раз остановился и шепчет про себя: «Ну, как…» Подсказали ребята. Руками ломает, мнет стол.

Употребляет неверные в политическом отношении выражения вроде: «Профорг нужен для чего? Для треугольника. Должен быть в коллективе треугольник. И чтобы этот треугольник работал» («треугольник»: комсорг, профорг, староста). Когда присутствующие на собраниях нашей группы представители партбюро что-то говорят, он с места вслух, обрывками даже не фраз, а слов поддакивает, но никто, кажется, на это внимания не обращает.

…Один из нас опоздал на первый час занятий, так после занятий Саранцев вдруг восклицает: «Подождите, ребята! Ты почему опоздал?» И стал говорить с гневом, с чувством, иногда только сбиваясь.

…Сегодня почти никто не приготовил домашнего задания. И он, Саранцев, немного понурясь, прошептал: «Я тоже не успел».

Тогда Ирина Владимировна стала спрашивать его по прошлому материалу; кое-что можно было ответить, но он нарочно путался, не находил слов, всем видом показывая, что раз он, комсорг, не приготовил, то не достоин снисхождения, не хочет выпутываться за счет старых знаний.

…Хмуро, изредка поглядывает назад: не занимается ли на занятии кто-нибудь посторонними делами. Увидел, что Люся читает книгу, тихо свистнул ей сквозь зубы: убери, мол. Но этот случай не характерен для него.

Его новый метод: «Я не буду с тобой ругаться, пусть группа скажет…» И выдает теперь умные вещи:

– Ты здесь на работе. Попробовал бы ты с работы сбежать! А почему с лекции сбежал?

– Рудик больной? А я откуда знаю? Надо было к доктору идти. А если он домой уйдет, то легче ему дома не станет. А то, видите ли, отсидел четыре часа, а двух не смог.

Но здесь он срезался. Почти все, и Женя в первую очередь, утверждали, что Рудик действительно болен. Тогда Саранцев стал кричать:

– Я Рудьку знаю! Врет он, ничего он не болен.

Я предложил прекратить спор:

– И чего кричать? Спор не по существу.

– Да, надо прекратить. Рудика же нет здесь, – воспользовался он моментом.