Голос моря

Позднее, уже вечером, Аяана вернулась на виллу Терзиоглу, как живой мертвец прошла мимо Нехир, не расслышав ни единого сказанного той слова, молча направилась к своей комнате и заперла дверь, после чего свернулась на кровати в позе моллюска, подтянув колени к груди, лицом в окропленную слезами подушку, прижимая к себе книгу Хан Сона «Высокоскоростная железная дорога». Чужое воображение позволяло отрешиться от собственных воспоминаний, от невыразимого чувства потери. В сердце засела тупая заноза ноющей боли. Телефон разрывался от звонков. Аяана не обращала на них внимания.

77

Корай настойчиво стучался. Со скрипом открылась дверь в соседнее помещение, но он лишь удвоил усилия. В конце концов Аяана отодвинула стул, которым подперла ручку. На пороге стоял небритый, разгневанный мужчина.

– Какого хрена? – прорычал он, оттесняя в сторону одетую в футболку девушку и влетая внутрь. – Это не игра, canim. – Смерив ее недовольным взглядом, Корай вжал черную бархатную коробочку в ладони Аяаны и поджал губы. – Ты оставила это. И выглядишь ужасно. – Затем принялся метаться из угла в угол, сжимая и разжимая кулаки, пристально всматриваясь в ее лицо. – Почему ты ушла? – Она лишь молчала с вызовом в глазах. – Женщины, которые бродят в одиночку по тем улицам, исчезают навсегда. Ты подвергла себя смертельному риску. – Мужчина нахмурился, схватил Аяану за плечи и встряхнул.

– Ты хорошо меня обучил.

Ее слова заставили Корая отшатнуться, как от пощечины. Однако он тут же пришел в себя, рассмеялся, намотал волосы девушки на кулак и потянул. Она отказалась реагировать.

– Нас ждут к ужину, canim.

Кожу Аяаны будто пронзило булавками. Она прибегла к ледяному молчанию.

– Приведи себя в порядок, – резко бросил Корай, сжав ее подбородок, а когда она вырвалась, добавил с недобрым блеском в глазах: – Любопытное создание. Ужин через тридцать минут. Поняла, любимая?

Последнее слово прозвучало с нажимом. Губы мужчины скользнули по правому уху Аяаны, заставив ее вздрогнуть.

Возобновился привычный распорядок жизни на вилле Терзиоглу: завтраки, обеды, ужины с напитками, светские беседы о погоде, покупках, литературе Памука. Однако за гостьей теперь следили с удвоенным вниманием. Корай садился рядом, всем видом обозначая, что она принадлежит ему. Нехир источала явное удовлетворение. Во время одной из трапез Аяане сообщили, что уже запланировано официальное объявление о помолвке.

– Мероприятие только для членов семьи и близких друзей, – проинформировала Нехир до того, как собеседница хоть что-то успела возразить, и добавила, что уже составляет список приглашенных, что все ее вещи после вечеринки переместят в комнаты Корая, что хочет украсить столы букетами лилий, что с нетерпением ждет совместных походов по магазинам с будущей дочерью, а в конце тирады прощебетала: – Я так счастлива, моя дорогая! Нам предстоит много дел.

Аяана слушала, загнанная в угол, о процессе превращения ее в Терзиоглу и понимала, что скоро окажется вкраплением инородного тела в эту семью. Затем встала, подошла к окну, чтобы взглянуть на приглушенные краски рассвета, и стала наблюдать за следами дыхания на стекле, напоминая себе: «Вдох-выдох». И позднее, облачаясь в униформу Терзиоглу для похода по магазинам – красное платье в стиле Одри Хепбёрн – и выбирая сумочку в тон, повторяла заклинание: «Вдох-выдох».

Администраторы бутика и мириады ассистентов уже покудахтали над Аяаной, которая должна была предстать на мероприятии в пенообразном платье цвета ржавчины, опускавшемся чуть ниже колена, и теперь суетились вокруг Нехир, а потому та, увлеченная приготовлениями, не заметила, как девушка вышла из магазина и побрела вдоль прилавка с мороженым и витрины с мужской обувью, пока не услышала навязчивый мотив из песни и решила последовать на звук, поняв, что никто не обращал на нее внимания.

Мелодия вилась по улочкам между ларьков среди дневной суматохи и цитрусовых запахов, становясь все громче по мере приближения к Эски. Аяана свернула налево и заметила игравшего на арабской лютне уличного музыканта с перебинтованной рукой, из которой сочилась желтая жидкость. Пожилой мужчина в грязном, когда-то белом рубище с зеленым джемпером сверху выглядел совсем иссохшим и дряхлым, череп выступал под кожей так явно, словно недавно был выкопан из могилы. Из лютни лилась заунывная, траурная мелодия, красивая и нездешняя. Отчаяние, которое испытывала Аяана, выплеснулось на поверхность и неожиданно превратилось в свет, пролившийся на всё вокруг. Старик смотрел прямо перед собой в одну точку, пока музыка рыдала вместо него.

Аяана прижалась к стене, не замечая прохожих. Из-за инструмента музыкант обратился к слушательнице по-арабски, предположив, что она со Среднего Востока:

– Что ты видишь, дитя?

– Рыбацкие лодки возвращаются в порт, полные улова, – пробормотала девушка на родном языке.

– Откуда ты? – сделав паузу, спросил заинтригованный старик.

– С острова Пате, что в морях Суахили. Наши рыбаки поют, когда возвращаются.

– Что они поют? – Тишина. – Спой.