Голос моря

Позднее.

Метаморфозы.

Он. Нежное прикосновение. Укрытая, окруженная им, его страданиями, его тьмой, обещанной им свободой, Аяана упивалась удовольствием и болью, терзающими тело, падая, падая, падая во всепоглощающую бездну, в ее зловещую, жадно распахнутую пустоту.

Позднее.

Он пробормотал:

– Ты теперь принадлежишь мне.

Тоска, сдержанность и разочарование. Это – поведанный шепотом секрет, разделенная близость – все это не может длиться вечность.

Аяана посмотрела на Корая. Она оцарапала его лицо. Разукрасила шрамами, окровавленными полосами.

– Ты видишь то же, что и я? – сощурив глаза, спросил он. – Видишь, gülüm?

Картография обладания. Этого и следовало ожидать. Теперь Аяана стала заложницей Корая. Они пропахли друг другом. Липкие, потные тела. Ее опухшие губы. Его исполосованное лицо. Ей больно. Ему приятно.

Из сплетенной им паутины сверкнули покрасневшие глаза Корая.

– Моя, – объявил он и написал свое имя на обнаженной груди Аяаны.

Сделка на крови. Ее крови. Не его.

Оба ее запястья заключены в жесткие тиски его рук.

– Я мог бы убить ради тебя, – сжимая хватку, произнес Корай будничным тоном.

Перед глазами Аяаны вновь всплыл образ запятнанного кровью ботинка, и она поспешила отвести взгляд, пряча мысли.

– А теперь я хочу получить твою душу, – прошептал Корай.

«Никогда», – подумала она.

Внутри себя, в самых потаенных уголках сердца, где еще таились мечты, Аяана осмелилась заглянуть за край этого соблазнительного хаоса, чьи стоны так напоминали зов моря, но не обладали его истинностью. Следовало внимательнее слушать Делакшу, чтобы научиться падать.

Аяана наблюдала за Кораем в ярких солнечных лучах. Утренний свет заливал его большое тело. Появилась круглая радуга. Тяжелые веки, угловатое лицо, полные губы, которые уже привычно касались ее губ. Новые красные линии от намеренных попыток пролить его кровь.

– Мы охотники, – заявил Корай, имея в виду себя самого, но, заметив непокорный блеск в глазах Аяаны, добавил: – Я хочу знать твои мысли. – И потянулся к ней, прикрыв веки, погладил по щеке. – Я мог бы полюбить тебя, birtanem. И понял, что ты подойдешь мне, в ту же секунду, как услышал твое имя.

Аяана провела кончиками пальцев по телу Корая. Отголосок мысли, мимолетная реакция, как першение. Но ощущение мелькнуло и исчезло. Мужчина же тяжело задышал, застонал. Его руки и рот находились повсюду, добиваясь своего.

– Отдай мне свою душу.

– Никогда! – в экстазе выкрикнула Аяана решительный отказ.

Твердый, настоящий, нерушимый.

Она могла бы продолжать прятаться за Корая, растворяться в нем, невзирая на едкое послевкусие крови на языке, ее сладкую горечь при его прикосновениях. Мужское тело обволакивало, поглощало, позволяя ненадолго почувствовать себя в безопасности, и Аяана жаждала ощущать этот вес, этот ритм, эти раздирающие, разбивающие на осколки эмоции обладания и потери снова и снова.

Тишина.

На лице Корая читалось будущее. Оно отражалось в его глазах. Там, в этом горниле желания, девушка видела то, что от нее останется, свои обломки.

– У меня есть кое-что для тебя, – сказал он.

Аяана выжидательно молчала. Корай достал из кармана валявшихся на полу джинсов маленькую черную бархатную коробочку и открыл ее. Внутри находилось кольцо с сапфиром – точная копия подарка, врученного в ресторане.

– Вот, – улыбнулся мужчина.

– Еще одно? – осторожно уточнила Аяана, стараясь разгадать загадку.

– Это настоящее, gülüm, – сообщил он и поднес камень к свету. В лучах солнца стало очевидно, что второй сапфир был более глубокого оттенка синего, чем первый. – Видишь? Вкрапления? Позволь мне надеть истинную драгоценность тебе на палец.

– Вкрапления? – с широко распахнутыми глазами переспросила Аяана, хотя ее не слишком заботил подарок. – Оно слишком большое.

– Посторонние элементы, заключенные внутри формирующегося кристалла, считаются очень редкими и дорогими, – шепотом пояснил Корай, дотрагиваясь пальцем до кончика ее носа, и рассмеялся, словно над одной ему понятной шуткой. – Очень тебе подходит.

Аяана почувствовала, как онемели губы. По-новому услышала собственное сердцебиение, как приливы и отливы. По-другому оценила язык тел, устремленных навстречу затаившейся пустоте, разделенной на фрагменты, как осколки синего света. Что же являлось истинным, настоящим?

– Этот сапфир живой, – сообщил Корай, лаская драгоценный камень. – Его оттенки меняются. Он дышит.

Аяана присмотрелась и заметила фиолетовый цвет в глубине.

Тем временем мужчина поднял кольцо к солнечному свету, точно принося жертву богам.

Голубой луч упал на тело девушки, ударом молнии испарив угрозу появления слез.

Ненависть раскаленной печати в форме звезды засияла внутри камня, и притягательность Корая, ее всепоглощающая мощь, власть соблазняющей жажды заслонили драгоценность и ее копию, с кристальной ясностью напоминая о его словах про Потомка – и стратегическую важность этого статуса для будущего семьи Терзиоглу в Китае. Для их ослепительного, великолепного будущего.

Аяана слушала вполуха, снова дрейфуя в потоке неуверенности, стремясь сохранить душу.