Голос моря

Он соблазнял, этот мужчина без рамок и границ… Он не был хорошим человеком, да и не притворялся таковым, не извинялся за свою сущность, наоборот, манкировал своими недостатками, служил проводником в самые темные уголки мира, куда не проникали солнечные лучи. Не боялся бездонных пропастей, а сам создавал их, расширял и за отдельную плату строил через них мосты. Обращал неуверенность в деньги. Не различал правду и ложь, принимая их за нечто единое, и готов был пообещать что угодно ради власти, а к свету стремился только тогда, когда это сулило выгоду.

Все эти соображения пронеслись в сознании Аяаны в те секунды, которые потребовались Кораю, чтобы перейти с вина на бледно-зеленый сок. Слова мужчины затягивали ее в омут, все глубже и глубже опутывая щупальцами вожделения, пока оно наконец не вытеснило побуждения сбежать.

Аяана ждала, что случится дальше.

Тихий, уверенный, обволакивающий голос Корая громом раскатился от смеха. Она опустила голову на стол, пытаясь утихомирить сердце.

– Я знаю, что смог бы полюбить тебя, – прозвучало признание. Тишина. Мужчина положил ладонь на руку Аяаны и продолжил: – Я хочу, чтобы ты взяла это. – Он положил перед ней небольшую черную коробочку, открыл, продемонстрировав кольцо с синим камнем, и добавил: – Мадагаскарский сапфир.

– Что это значит? – спросила девушка так тихо, что спутнику пришлось наклониться ближе.

– Рискованная игра.

– Для чего? – покачала она головой.

– Возьми.

Музыка Турции времен правления Эрдогана. Мелодии, которые хотели воспарить, но лишь раз за разом обрушивались в Босфор. Они звучали как ода потерям.

Аяана опускалась все ниже и ниже, не представляя, что делать и куда идти. Корай поднялся и пробормотал:

– Идем, güzelim, потанцуем.

– Но…

– Я буду танцевать за нас обоих, – прошептал он. – А ты просто встань мне на ноги.

Тоска по дому, приподнятое настроение, утомление и угощение ударили в голову Аяане, и она сдалась. Завтра. Завтра можно будет продолжить сомневаться. Теперь же она нуждалась в том, чтобы ее вели в танце, направляли, сжимали в объятиях. Нуждалась в тепле мужского тела, противоположного ее изгибам и хрупкости. Поэтому девушка обвила Корая, подобно ползучей лиане, проигнорировав внезапно диссонансом зазвучавшую в сознании мелодию, которую когда-то внимала в компании призраков обреченных душ: Lacrimosa dies illa / Qua resurget ex favilla… Проигнорировав предупреждение. Аяана просто закрыла глаза и перестала слушать. Завтра, всё завтра. Теперь же она позволила широкоплечему мужчине вести ее в танце.

– Зачем мне тебя отпускать? – спросил Корай, наклоняясь к девушке.

Она слышала его слова, но решила, что даст ответ завтра. Она чувствовала исходившие от него запахи вина и сладостей, горечи и крови, но ничего не говорила.

Шел дождь. Снаружи доносились шорохи капель по тротуару и пронзительные крики тех, кого ливень застал врасплох. Аяана же танцевала в полумраке ресторанчика, всем телом прижимаясь к партнеру. Внезапные повороты. Резкие па. Она летела прямиком в водоворот, вращаясь, крутясь, падая.

На одно мгновение вне времени она вновь очутилась в каюте корабля, в объятиях совсем другого мужчины. Воспоминание заставило Аяану широко распахнуть глаза. Если бы Корай в этот момент смотрел на нее, то заметил бы промелькнувшее на лице девушки изумление при виде него. Но он не смотрел. Поэтому они вдвоем покинули ресторан, покачиваясь то ли от танца, то ли от опьянения, и вышли в безлунную, сияющую неоновыми огнями ночь.

Ветер швырял в них мусор. Аяана схватила Корая за руку, цепляясь за его уверенность, представляя, что может позаимствовать ее у спутника. Их окружала кромешная тьма, но пока мужчина шептал утешения на ухо, можно было ничего не бояться. Поднявшийся туман заглушал шаги. Корай обнял Аяану, плотнее прижимая к себе. Она вообразила, какими тропами бродило его сердце, и порадовалась, что мгла являлась его подругой.

Он рассмеялся и отпустил комментарий о сиренах, которые девушка не слышала. Легкое прикосновение страха. «Завтра, всё завтра», – сказала ему она.

Шепот проносящихся мимо призраков: неведомого отца, Фазула из Египта, Ва Машрика, Сулеймана. Голодных, пустых созданий, которые поглощали любимых: котенка, Мухиддина. Молчание матери, наполненное виной. Голос Корая, похожий на пение флейты.

Аяана забыла, что должна помнить о слуге из Дамаска в объятиях спутника, даривших головокружение, точно от вина. Она и была пьяна. Подобно той ночи на корабле, сверкнула вспышка молнии, заставившая цепляться за руку мужчины-хамелеона, который предлагал ночным божествам в качестве подношения слова и подводил ее к вратам, сквозь врата, пока охранявших их часовой безразлично наблюдал за парой.

– Если кто-то спросит, скажи, что мы заключили мисьяр, – сказал Корай и рассмеялся.

Брак путешественников.

Аяана засмеялась в ответ.

75

Корай сообщил, что она будет его невестой. Аяана решила отложить на потом все тревоги на эту ночь – одну ночь, когда можно наконец поддаться чувствам, изведать всё, упасть в бездну. Решила прекратить ждать.

Всё.