Голос моря

– Мой голос… – Аяане не хотелось признаваться, что ее музыкальные способности с возрастом не улучшились.

– Спой.

– Ua langu silioni nani alolichukuwa? – сдалась она, но почти сразу осеклась, потому что видение того, другого мира стоном отозвалось в душе.

– А почему ваши рыбаки поют? – поинтересовался музыкант и тут же сам ответил на свой вопрос: – Потому что жизнь подобна стрекозе: она трепещет, блестит на солнце, пролетает и исчезает. – Затем провел по струнам, обратил к собеседнице взгляд. – Значит, в мире еще остались места, где человек может услышать песни возвращающихся домой. – Запавшие глаза словно смотрели куда-то далеко. – Да будут благословенны их сны. Пусть враги обходят их стороной. – Долгая пауза. – А где находится твой остров?

– В Кении, – ответила Аяана.

– А она где?

– На восточном побережье Африки.

Музыкант прижал к груди свой инструмент и заставил его рыдать навзрыд. Слушая, Аяана испытывала эмоции, для которых не существовало названия, точно внимала безутешным крикам мириадов существ.

– Почему вы играете такую музыку? – наконец выпалила она.

– Что, душа болит? – кивнул старик. – Тогда поплачь за меня. Однажды в благословенной Маалуле существовал домик с камином, пока не обернулся в одночасье пепелищем. Пока сквозь крышу не проникла ракета. – Он снова ударил по струнам. – Семь детей. Гарам, моя жена, моя нежная птичка, стройная, как веточка, даже после нескольких родов. – Заиграл. – Человеческое тело горит, как жареное мясо. – Сделал паузу. – Конец, – выкрикнул. – Смерть, дитя, самое чудовищное из всех слов.

Музыкальная элегия вызвала к жизни воспоминания о зловещем отсутствии говорящего по-английски безымянного слуги из Дамаска, о безжизненном тельце грязно-белого котенка, о страданиях садовых овсянок, а еще о раненной самой Аяаной душе и о теле, которое она использовала, чтобы предать и нанести эту рану. Образы заставляли рыдать, как никогда раньше. Несколько прохожих бросили монеты в открытый футляр лютни, прежде чем продолжить путь.

Старик прекратил играть и спросил:

– Куда ты теперь собираешься?

– Я… я должна… вернуться… домой, – выдавила разбитая Аяана.

– Да, домой. Ты хочешь найти его, пока тот существует.

Девушка нащупала в сумочке пачку лир и положила их в футляр уличного музыканта. Затем, повинуясь инстинктам, наклонилась к нему, чтобы погладить по морщинистому лицу.

Старик схватил ее пальцы и сказал:

– Окружающая тебя сейчас тьма послужит саваном. – Слова служили ледяным контрастом солнечным лучам, проникшим в этот уголок. Собеседник хрипло прошептал: – Беги, дитя. Расскажи своему народу, что мир окрашивается в кроваво-красные цвета, пока рыбаки просто поют. – Он перебрал струны лютни и крикнул: – Беги!

Охваченная животным ужасом, Аяана помчалась по широкой улице, выбросила по пути телефон, ощутив мимолетный укол сожаления из-за утраты первой купленной для себя на собственные деньги вещи, пробежала мимо худой женщины, которая безуспешно пыталась успокоить ревущего младенца, и запнулась, когда их глаза встретились. Незнакомка сама едва не плакала.

– Ana asfa – «простите», – прошептала Аяана и устремилась дальше.

Вскоре она увидела стоявшее на углу пустое такси, запрыгнула в него и попросила отвезти к главному офису китайского консула.

78

Аяана, потомок двух наций, почетная гостья Китая, объявила, что рюкзак с паспортом, вещами и почти всеми деньгами украл злобный разбойник, наслаждаясь каждым словом, пока описывала коварного негодяя, ранившего ее и гнавшегося по пятам, чтобы схватить. Девушка попросила убежища у генерального консула, потирая глаза и оглядываясь по сторонам. В офисе царили неспешность и атмосфера бюрократии. Разница во времени с Пекином составляла пять часов, поэтому нельзя было запросить немедленное подтверждение истории Аяаны. Но она не могла задерживаться в Стамбуле больше ни на мгновение.

Мелкий чиновник, даже не консул, неодобрительно смотрел на рыдающую девушку, которая умоляла, дрожа всем телом и вытирая слезы:

– Пожалуйста, если вы откроете интернет, то увидите мою историю с фотографиями. Или позвоните в Океанографический университет Сямыня, там подтвердят мою личность.

Аяане велели ждать. Она села на стул, у которого шаталась одна ножка, и постаралась не шевелиться. К чести обычно неповоротливого бюрократического аппарата, историю Потомка выяснили за рекордные шесть часов. После подачи заявления в полицию чиновник взял на себя обязательство прочитать студентке лекцию об опасности отъезда из общежития, не поставив в известность ответственных за нее лиц, даже если речь шла о каникулах, после чего выразил свое неодобрение. Главной задачей получавшей стипендию девушки было учиться.