Голос моря

Позднее Аяана сообщила наставнику, что ее мать работает с цветами, благовониями и маслами и что у них на крыше растет жасмин, с которого они собирают лепестки – непременно ночью – и замачивают их в дистиллированной воде, чтобы цветки лучше отдавали собранный за день аромат. А еще девочка как-то спросила, пробовал ли Мухиддин розы, а получив отрицательный ответ, принесла и положила мужчине в рот несколько лепестков. Он же рассказал, что это растение считается пророком в мире цветов. Рассказал, что когда Бог их создал, то поручил именно розе склонить человеческое сердце к нему. Затем наставник показал ученице, как восполнить силы увядшего растения с помощью капли розового масла.

Мухиддин решил на скорую руку починить полуразобранный старый телевизор, который едва позволял различить цвета, а также подсоединить древний кассетный проигрыватель, чтобы подготовиться к очередному уроку с Аяаной, а потом перерыл целую груду книг, на которых скопилось столько пыли, что можно было бы разбить собственный сад для выращивания трав, но обнаружил записи с любимыми фильмами. Во время этих новых уроков ученица, как сам Мухиддин двадцать три года назад, открыла для себя мир Болливуда.

«Слоны – мои друзья».

Она посмотрела фильм дважды. Затем еще три раза. Мухиддин устал перематывать кассету. Они с Аяаной подпевали Кишору Кумару и каждый день выкрикивали: «Чал-чал-чал!» Детский голосок звенел колокольчиком, а мужской гудел как расстроенная труба, но это их не останавливало. Они танцевали и пели: «Хаи-хаи, охо-хо!»

Несколько недель спустя измотанный неисчерпаемой жаждой знаний ученицы Мухиддин согласился рассказать ей немного о том, как читать знаки моря. На рассвете они отправлялись испытать на собственном опыте, каким образом можно ощутить всеми чувствами настроение этой жидкой бесконечности, этого волнующегося безвременья, каким образом предсказать некоторые из его намерений, каким образом смотреть на него внутренним взглядом. В этом водном мире Аяана беседовала с течениями, пробовала соль на вкус, трогала волны, познавая законы приливов и отливов и начиная понимать скрытые маршруты океана. Пыталась вообразить конечный пункт назначения, где окажутся птицы, исходя из направления их полета. Ощущала на коже капризные ветра, слушала повторяющееся эхо их голосов, чтобы осознать нечто, что использовал Алмаси Мехди, призывая их своим свистом.

Однажды утром Мухиддин пропел морю:

– Если я сам океан, то не могу утонуть.

Аяана подпевала. А следующим вечером ощутила на коже лунные лучи, почувствовала притяжение ночного светила и тут же побежала поведать об этом наставнику.

Тот сидел на ступенях крыльца и смотрел на звездное небо. Выслушав рассказ девочки, Мухиддин объяснил:

– В твоей крови растворено железо, а луна иногда действует как огромный магнит.

Отлив – это исчезновение, воссоединение с морем. Прилив – это возвращение к земле, перекат по песку. Аяана видела, что небо отражается в воде, знала, что есть места, которых можно достичь, правильно читая звезды, где было написано предсказание наступающего дня. Kilimia kikizama kwa jua huzuka kwa mvua, kikizama kwa mvua huzuka kwa jua – «Когда Плеяды становятся заметны днем, грядет сезон дождей, когда Плеяды становятся заметны в сезон дождей – грядет солнечная погода».

Наблюдая, как корабли направляются в различные порты, Мухиддин сказал Аяане:

– Морские суда – это связующие мир мосты.

Она долго размышляла над этим несколько дней.

Но как бы ученица ни настаивала, Мухиддин отказался брать ее на охоту за глубоководными рыбами с помощью фонарей.

– Если твоя мать об этом узнает…

– Не узнает.

– И все равно тебе еще слишком рано участвовать в этом опасном деле, Абира.

Она надулась.

Он пожал плечами.

– Тогда я попрошу Фунди Мехди взять меня, – пригрозила Аяана.

– Он тоже откажет, – возразил Мухиддин.

– Ты умеешь делать лодки? – зная, что он прав, сменила тему девочка.

– Нет.

– А Фунди Мехди умеет.

– Ну и ступай к нему, проси учить вместо меня.

– Нет! – заскулила она.

Однако позднее они вдвоем отправились в ту часть острова, где до сих пор оставались напоминания о кораблестроительных верфях. Котенок бежал следом. Среди ветхости и запустения, причинами которых стали время и судьба, скрывалась пещера Фунди Алмаси Мехди. В воздухе стоял запах дерева, исходивший от лодок построенных и лодок, которые только предстояло построить, опираясь на рассказы стариков. Доносился стук молотка. Мангровые доски валялись на земле в ожидании своего часа. Диктор на радио сообщал информацию о приливах и отливах. Вскоре Аяана заметила одинокую фигуру корабела и побежала к Фунди Мехди, который трудился над выдолбленным носом судна мтунгви, по очереди то поливая его кокосовым маслом, то обжигая.

Мухиддин догнал подопечную, но, до того как успел поприветствовать мастера, она объявила:

– Морские суда – это связующие мир мосты. – Затем увидела, как огонь лижет промасленный нос судна, с интересом наклонилась ближе и спросила: – А зачем жечь?