Голос моря

Представьте огненный шквал. Представьте песчаную бурю. Представьте надвигающийся шторм и его грозные раскаты. Но первым донесся разъяренный крик матери:

– Аяа-а-а-ана!

В магазине Мухиддина воцарилась тишина на том месте, где ученица прилежно старалась скопировать каллиграфический знак, пока наставник изучал карту древних океанов, обернув вокруг талии выцветший розовый отрез ткани в попытке воплотить Хусейна Фахми из египетского фильма «Берегись Зузу», который они с Аяаной смотрели накануне. Ей требовался партнер для исполнения танца живота, подражая Суад Хосни.

Когда окрик повторился уже ближе, девочка спрыгнула со стула, проскользнула мимо Мухиддина, открыла створку бомбейского шкафа, исчезла внутри и уже оттуда предупредила наставника:

– Она выбьет любую дверь, так что лучше не запираться. – И после краткого колебания добавила: – А еще, наверное, будет таскать тебя за уши, но если потом потереть их, то боль сразу пройдет.

Мухиддин, еще не пришедший в себя от молниеносной реакции Аяаны, лишь спросил:

– Кто?

– Mamangu – «мать», – последовал ответ. – А тебе нужно звать ее Би Мунира.

– Так и поступлю, – согласился Мухиддин, а спустя секунду нерешительно добавил: – Абира?

– Что? – откликнулась девочка из шкафа.

– Почему Би Мунира будет таскать меня за уши?

– Э-э… Наверное, потому, что она не знает, что ты мой отец. Э-э… Или потому, что я бросила школу: там меня не любили, а я не любила их. Или потому, что я не рассказала, что живу здесь. Но это только днем, поэтому не считается. Наверное.

– Или из-за чего-то еще, – вздохнул Мухиддин.

В ответ дверца шкафа захлопнулась.

Хозяин дома сел и принялся обреченно ждать нового нашествия.

Представьте вспышку молнии. Вот так же внезапно Мунира материализовалась на крыльце и вошла в вестибюль, который также служил магазином. Она убрала с лица никаб[7] и осмотрела помещение, пылая первобытным гневом, как силы природы. Мухиддин попытался нанести превентивный удар:

– Hujavuka mto, simtukane mamba – «пересекая реку, опасайся встречи с крокодилом».

На лице Муниры тревога тут же сменилась неприкрытой ненавистью. В глазах блестел холод, голос источал мороз.

– Ты? – Женщина приблизилась. – Сравниваешь себя с крокодилом?

Снаружи доносилось эхо волн. Внутри же Мухиддин испытал на собственной шкуре все заклинания и оскорбления, что знала гостья. Он склонил голову и представил себя скалой в бушующем море. Спустя десять минут поношения закончились, и Мунира прорычала:

– Где моя дочь, шелудивый пес?

Ссоры и споры. Мухиддин вздохнул. Он жаждал покоя и заслуживал его в связи с преклонным возрастом, а потому подошел к шкафу, отворил дверцы и сурово приказал Аяане вылезать. Та забилась в угол и закрыла лицо руками, но мужчина был непреклонен:

– Вылезай и встречай своего сквернословящего противника, – проревел он.

Девочка выбралась из шкафа, дрожа всем телом. Наставник никогда раньше не повышал на нее голос.

– Моя малышка! – воскликнула Мунира.

– Не-е-ет! – завопила Аяана.

– Дочка! – уже тише воззвала мать.

Однако девочка не обратила на нее внимания, а бросилась к Мухиддину и схватила его за руку. Он высвободился и отошел. Тогда Аяана вцепилась в его конечность изо всех сил, повисла на ней и крикнула Мунире:

– Он мой отец. Мой. Отец.

Мухиддин по одному отцепил пальцы девочки и подтолкнул ее в сторону двери:

– Уходи!

Когда малышка застыла, ошеломленно глядя на него, он поднял руку.

– Не смей даже думать… – Мунира поспешила защитить дочь.

– Убирайся прочь, ведьма! – велел Мухиддин, поворачиваясь к возмутительнице спокойствия. – Обе ступайте вон. Исчезните из моей жизни навеки!

Мунира схватила Аяану и потащила ее к выходу. Дочь не сопротивлялась, ошеломленная и обмякшая, как птичка в пасти у кота, но, пересекая порог, она вцепилась в косяк, обернулась, посмотрела на Мухиддина расширенными от ужаса глазами и выпалила:

– Ты вышвырнул меня. Ты… меня вышвырнул.

Мухиддин слышал детский пронзительный голосок, читающий литанию после миновавшего шторма. Слышал озадаченные вопросы матери.

Мунира: «Почему?»

– Я. Никуда. Не. Пойду.

Мунира: «Кто?»

– Он мой отец.

Мунира: «Что?»

– Он меня учит.

Мунира: «Как?»

– Я его люблю.

Мунира: «Почему?»

– Я останусь с ним.

Мунира: «Что?»

– Уходи. Ты плохая. Плохая!

Мунира: «Почему?»

Детский плач.

Мунира: «Аяана, прекрати немедленно. Сейчас же»

– Не-е-е-ет!

Звук удара.

Мухиддин вздрогнул.

Еще один шлепок. И еще.

Он зажмурился.

Новый удар.

Вздрогнул.

Тишина.

Конец переполоха.

В доме царило безмолвие. Чтобы его отогнать, Мухиддин прошептал:

– Абира…

Но вокруг все равно было слишком тихо, слишком спокойно. При виде недописанного слова на странице сердце сжалось, а внутренности словно пронзило холодным лезвием. Неожиданный укол печали заставил Мухиддина схватиться за грудь и снова прошептать:

– Абира.

Три дня стояла непогода, а ужасный восточный ветер воевал с океаном, издавая угрожающие завывания. В конце концов водная стихия уступила под немигающим взглядом Мухиддина, который наблюдал с высокого балкона.