Голос ненависти

– Я тебя, вообще-то, спасла, – наконец, говорит Кайрис, удостоверяясь, что вокруг ни души. – В печь захотела?

К волнам злорадства, источаемым мечом, присоединяются колючие вспышки недоверия.

«Вранье. Если ты не вернешь меня обратно, я отрублю тебе руку».

Кайрис вздыхает, едва касаясь лезвия пальцами.

– Как ты это дела… – начинает она, подразумевая выскальзывание.

И вдруг вздрагивает. Ладонь обдает жаром, и Кайрис ловит меч, чуть не сверзившийся с колен, а потом понимает, что рукоять раскаляется, как вынутая из печи кочерга. Зашипев, Кайрис разжимает пальцы. Душу затапливает мрачное удовлетворение, ощущающееся неприятно чужеродным. И дураку понятно – это чувство принадлежит не ей, а мечу. Кайрис сжимает губы. Медленно, но неумолимо, с глубины груди начинает подниматься раздражение, с каждым мгновением становясь все сильнее. Она так рисковала, взламывала дверь, едва не попалась – и все ради того, чтоб вместо благодарности чуть не получить ожог?

Злость достигает пика, и Кайрис, порывисто схватив меч, грубо запихивает его обратно в ножны. Раздается тихий лязг. Чужие чувства притупляются, но даже полностью выдворив их, Кайрис не успокаивается. Собственные мысли продолжают вертеться, как лопасти ветряной мельницы.

– Раз такая гордая, я тебя просто выкину, – опустив тяжелый взгляд на меч, цедит она. – Можешь хоть сгнить, мне плевать.

До сознания будто доносится слабый отголосок страха, но так быстро исчезает, что можно подумать – показалось.

Сначала Кайрис думает, что до вечера отойдет, но за день злость в ней только укореняется. И мысли добавляют огня, словно сухие поленья. Может, она просто неспособна стать наемником? Как иначе объяснить постоянные препятствия на пути? Будто сама судьба говорит: поверни назад, брось, не твое это, девочка. Может, пора послушаться? Попытаться заработать на дом, сменить работу… Подобные размышления изводят Кайрис весь день, так что до конца работы она едва досиживает. Как только Мелирасс дает отмашку, Кайрис тут же сбегает, прихватывая меч.

Ночной город охотно принимает в свои объятия. Ножны бьют по бедру, и в этом чудится похоронный марш. Кайрис так и не может понять, кого хоронит: меч, свою мечту или саму себя. Но необходимость обрубить и этот мост настолько сильна, что она перестает сопротивляться. Ничего, отболит. И больше никогда руки Кайрис не возьмут меча. Все, наигралась. Кажется, что клинок слабо дребезжит в ножнах, и она чувствует слабые щупальца чужой воли, протянувшиеся к ее разуму. На миг сомнения заполняют сердце Кайрис, но она тут же закрывается, запрещая себе колебаться.

Впервые эти узкие, пропахшие помоями, чавкающими под ногами, улочки кажутся Кайрис настолько чужими. Она бредет с опущенными плечами, медленно переставляя ноги. Сколько бы ни пыталась убедить себя, что просто старается не оступиться, она понимает: промедление это последняя попытка отстранить момент, когда руки выпустят меч, и тот ухнет на дно. Внешне непреклонная, Кайрис оказывается почти погребена под гнетом внутренней борьбы, поэтому как-то упускает момент, когда все вокруг затихает. Она даже не сразу останавливается – делает по инерции еще пару шагов, вслушиваясь в тишину.

Вдруг откуда-то из соседней улочки выскакивают мужики в потрепанной одежде и в одно мгновение ока окружают Кайрис и наставляют остро блеснувшие на свету клинки. Мечами назвать это ржавое убожество язык не повернулся бы. Кайрис невольно вздрагивает, пятясь, и острый кончик упирается ей в спину. Тот из оборванцев, что стоит напротив, с сомнением окидывает Кайрис взглядом.

– Денежки гони, – угрожающе требует он.

Кончик его клинка почти касается подбородка. Остальные двое не издают ни звука, замершие будто в ожидании команды. Вот дерьмо! Кайрис дергает рукой, чтоб выхватить меч, но в итоге только слабо шевелит пальцами и морщится. Куда там. Похоже, ей просто было суждено сдохнуть вот так, как бродяга, в канаве. Даже с мечом это не поменялось. Кайрис наклоняет голову.

– Радуйся, старая карга, – ехидно говорит она мечу с покорностью человека, ждущего смертной казни.

На лбу мужика проступает складка, когда тот непонимающе хмурится. Видно, так ничего и не разобрав, он решает, что Кайрис просто издевается.

– Че сказал? – злобно выкрикивает он.

Кайрис внезапно начинает разбирать смех. Все эта ситуация будто сошла со сцены театра шутов. Денег у нее нет, мечом она не может воспользоваться, а убежать не успеет: стоит дернуться, как получишь удар под ребра. Так плохо, что смешно. Вот-вот упадет занавес, и люди захлопают. Удивительно, но страх исчезает, когда приходит осознание, что все кончено и больше ничего от нее не зависит.

– Че слышал! – нагло отвечает она в приступе смелости, вызванной отчаянием.