Сыны земли, где всё полно вопросовИ тайн живых – природа, быт, народ,Где звон струится из озерных плесов,А крест в морозных пасолнцах встает,Где зоркий, пылкий отрок ЛомоносовШел к зорям питерским из зги болот, —Его преемники, сыны – России,Науки витязи, вы – здесь, в Софии.В град, чье само названье символично,Пришли вы, мудростью вспоив свой ум,Столь русские и речью мелодичной,И светлотой особой глаз и дум.Ловлю я с гордостию звук привычныйИмен, давно родивших славы шум,И с радостью ищу здесь лиц, знакомыхЕще по краю снега и черемух.О, этот край, единственный меж всемиИ мыслимый, пожалуй, лишь во сне…Там в синизне пространств терялось время,Пространства же – в небесной синизне…И вспыхивало избранное темяВ юродства или гения огне.Тот край, злосчастьем опален, опенен,И Богом поцелован, – незабвенен!Вы также ведь – не правда ль? – не забылиДыханья розовых ржаных морей,Касанья колких горьких чернобылийИ мужиков, как Влас, Касьян, Марей?..Блеск наших царственнейше-славных былейИ цвет сказаний тьмы томов мудрей?Средь них – о правде, в небеса ушедшей,Стих, красотой и в наш век не отцветший!Безумье перед Богом – мудрость мира.Слова те плод стократный принеслиВ стране великой, трогательно-сирой,Но к Божьей мудрости века брелиТам лапотки, от дебрей худы, сыры…Влеклись к ней, ввысь, колосья, журавли…И вы вот к этой русской горней правдеПредельный лёт умов крылатых правьте!1 (14) сентября 1930София
СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ П.М. ЯРЦЕВА
Лик – необыденный. Сухой, увялый, узкий,Во взоре ж и речах – восторженный полет!Так мог бы выглядеть подвижник древний русскийИль паладин Добра – ламанчский Дон-Кихот.И лишь из дали дней и лишь с особой меркойВернее оценить возможно стало намТого, кто каждый день спешил, как в дом свой – в церковь,В театре жизнь прожив, всегда в нем видел храм.Мечтатель, чуточку смешной и благородный,Он шел вот здесь, средь нас, в мгле улиц и кулис, —И крылья галстука иль шляпы старомоднойЗа странным абрисом его влеклись, неслись…Что чуял он тогда своею думой тонкой,Душой столь чуждою и суеты, и зла?Удар таинственный любимой сцены гонгаИль жаркие Москвы родной колокола?..К нетленной Красоте, как к милой Дульцинее,Стремился и… ушел. Но нам оставил всё жСвой образ памятный, в котором, весь светлея,Лик человеческий был чудно с Божьим схож.<Май – июнь 1931>