Процесс миграции был вызван разницей в возможностях граждан, которая создавалась на пересечении категорий этноса, национальности и расы с другими советскими иерархиями. Как и в других промышленно развитых странах, в СССР нарративы превосходства западной городской культуры проникали и в сознание самих советских мигрантов. Эти представления о западном превосходстве формировали в их головах идею о том, что способности и желание каждого конкретного человека могут помочь ему покинуть «Азию», став частью продвинутой «Европы»[551]
. Те мигранты, кто, по их мнению, обладал каким-то социальным статусом или уровнем образования, отличался талантом или энергичностью, что позволило им перебраться в крупные города центра – в особенности в две столицы СССР, – считали себя выше тех, кто остался жить в глубинке[552]. Представления о культуре, цивилизации и социальном классе смешивались со стереотипами об этнической принадлежности, национальности и расе, что могло как угрожать установленным иерархиям, так и сформировать новые, которые помогли бы жертвам расизма достичь своих целей в их новом доме – принимающих городах[553].Дискриминация, с которой сталкивались нерусские советские граждане на улицах Ленинграда и Москвы, может быть рассмотрена как в рамках глобальной модели миграции с Юга на Север, так и в рамках советского динамизма. Политика самого государства, повседневные дискурсы и восприятие различных установленных иерархий привели к формированию предрассудков, которые затрудняли процесс включения в принимающее сообщество. Мигранты участвовали в повседневных взаимодействиях и интерпретировали их в индивидуальном и советском контексте, пытаясь уравновесить инклюзию и унижение. Новые иерархии, сформированные мигрантами, бросили вызов доминирующему положению этнических русских в ленинградском и московском сообществах и связали цели и действия советских мигрантов с целями и действиями остального постколониального мира[554]
.Уровень нетерпимости в принимающих городах
Проявления нетерпимости принимающего населения по отношению к советским мигрантам с Кавказа, из Средней Азии и азиатской части России были разными: от пристальных взглядов до оскорбительных эпитетов, от пренебрежительного отношения до насилия. Насколько далеко зайдут эти проявления зависело от цвета кожи или волос, черт лица, одежды, форм культурного самовыражения и языка жертвы в сочетании с другими аспектами ее (его) идентичности. Подобные инциденты не были связаны друг с другом: большая часть респондентов, хоть и не все, подтверждала, что дискриминация встречалась не повсеместно и, кроме того, не была направлена на всех мигрантов. Большинство утверждало также, что советское государство стремилось поддерживать мирное сосуществование между жителями Ленинграда и Москвы. Некоторые респонденты касались темы нетерпимости в общих чертах: вместо конкретных случаев угнетения они вспоминали о более распространенной форме дискриминации – более «тонкой», «ироничной» или «скрытой». Дэвид Меллор и его коллеги зафиксировали подобное явление и в западных странах: «Скрытый расизм возникает в контексте повседневных занятий, таких как походы по магазинам, пользование общественным транспортом или поход в ресторан; его проявления оказывают серьезное негативное воздействие на тех, кто сталкивается с ними в повседневной жизни»[555]
. Среди проявлений такого рода советские мигранты отмечали недружелюбные пристальные взгляды, обращенные на них. Чем бы ни были мотивированы вопросы: «А откуда вы родом?», они указывали на то, что те, кому их задают, в городе чужие, а возможно, и на то, что их не принимают в сообществе[556]. Приезжих из южных и восточных регионов СССР воспринимали в качестве недифференцированной категории гостей столицы. Тем не менее среди мигрантов встречаются самые разные точки зрения на то, как реакция принимающего сообщества повлияла на их жизненные перспективы[557].