Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю

Не ссылка, даже не эпидемия, а расстрел. В обвинениях нет нужды. Евреев толпами ведут на убой – на том лишь основании, что они евреи. Убивают, истребляют целыми городами – варварство, превосходящее все убийства и истребления, какие знала всемирная история. Мы точно овцы на бойне…

Вчера мы читали речь фюрера, посвященную памятной дате 30 января 1933 года. В этой речи он с гордостью упоминает о том, что его пророчество понемногу сбывается. Он с самого начала твердил, что, если в Европе разразится война, евреев ликвидируют. И этот процесс уже идет и будет продолжаться, пока не достигнет завершения. Он обрек всех европейских евреев на гибель на основе закона их вероучения: «Око за око!» «Зуб за зуб», «Рука за руку», «Нога за ногу». Такое вот оправдание для всего света.

Однако это доказывает, что ужасы, о которых нам сообщают, – не слухи, а подлинные факты. Юденрат и «Джойнт» располагают документами, подтверждающими новое направление политики нацистов по отношению к евреям на захваченных территориях: смерть от меча, физическое истребление, уничтожение целых групп евреев.

До сих пор мы страшились депортации. Теперь мы страшимся смерти. Более того, мы с волнением подмечаем, что, судя по признакам, вскоре нас ждет депортация.

Юденрат организует перепись еврейского населения гетто. К 31 января 1942 года каждому обитателю гетто надлежит заполнить анкету, указать свое имя, имена родителей, указать, являешься ли главой семьи, по какому адресу проживал в Варшаве до войны, по какому адресу живешь теперь, кем работал до 1 сентября 1939 года, кем работаешь теперь…

Не маячит ли за этой переписью катастрофа? Беженцы из других городов говорят, что и у них мытарства депортации начинались с переписи. Пока же нами владеет страх и трепет.

Вот наша участь: трепещущее сердце, истаевание очей и изнывание души. [Втор. 28:65]

7 марта 1942 года

После первого сокращения [территории гетто] кладбище на улице Генша оказалось за пределами еврейской зоны. Следовательно, по закону евреи, будь то живые или мертвые, не имеют права туда ступить. Географически оно за стеной, разделяющей евреев и «арийцев». По сути же невозможно запретить евреям хоронить там своих мертвецов, потому что санитарная ситуация требует, чтобы кладбище находилось за пределами города. Гетто полностью обнесено стеной, а за нею еще одной, и закон запрещает делать в стене проем, открывая «арийскую» часть для входа и выхода еврейских похоронных процессий.

Поэтому немцы выбрали меньшее из зол. Они выпустили предписание на случай чрезвычайного положения, согласно которому можно продолжать хоронить евреев за пределами гетто, – разумеется, с известными оговорками. Просто так заходить на кладбище строжайше запрещено, для этого необходимо купить билет за два с половиной злотых (новый способ нажиться на такой личной и семейной ситуации, как похороны). Таким образом, число посетителей свелось к минимуму. Во-первых, не каждый хочет платить даже столь незначительную сумму, а во-вторых, при входе на кладбище необходимо миновать два поста, немецкий и еврейский, караульные смотрят волками, зорко следят за каждым твоим шагом, поскольку подозревают, что ты не скорбящий, а контрабандист. При малейшем подозрении не избежать страшной кары. Словом, человек осторожный старается держаться подальше от кладбища. Да и, если вдуматься, пожалуй, даже лучше, что на похороны ходят немногие. Если бы собиралась толпа, невозможно было бы достойно совершить обряд. Шутка ли, закопать две сотни трупов в день! Вдоль улицы Генша тянется длинная вереница повозок, и в каждой к воротам смерти едет не один, а несколько усопших. Внутри повозки едва хватает места для четырех тел, пятое же, если случится, кладут на крышу. Есть гроб – что ж, тем лучше, покойника положат на крышу в гробу, открытом ли, закрытом, если гроба нет – положат на спину и привяжут, чтобы не слетел по дороге, и даже если он лежит без гроба, просто на спине, его не заботятся прикрыть.

Подумаешь, покойник, как есть, без савана, хотя бы бумажного, лежит себе на спине на крыше повозки; и ведь никто не усматривает в этом унижения. Когда повозка подъезжает к воротам смерти, трупы выгружают, и тот, кто не видел этого своими глазами, не видел мерзости жизни. Тем, кому дорог душевный покой, лучше не приходить сюда и не смотреть на Betrieb [зд.: работу (нем.)] этой человеческой мясорубки.