Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю

1

В комнате лютая стужа.

Волки сидят по углам.
Снежные медведи
Жмутся к стылым дверям.
Мерзнут жена и дети,
Я, точно лист, дрожу.
Что делать? Кто мне ответит?
Решения не нахожу.
Невидимы и неслышны —
Что проку нам в этих слезах:
Они на таком морозе
Льдинками колют глаза.

В комнате лютая стужа.

Страх на меня напал
И на пустынную улицу
Я поскорей убежал.
Перешагивал через трупы
Оставшихся тут навек —
Может, упало дерево,
Может, замерз человек.
Руки в застывшем крике,
В смертном тяжелом сне
То ли тянутся к небу,
То ли взывают ко мне.

2

В комнате мрак и холод.

Я подошел к окну
Черной защитной бумаги
Лист чуть-чуть отогнул.
Туманным холодным светом
Луна меня облила,
Как бывало в те годы,
Когда мне мигала звезда:
– Счастье, радость и счастье!
Хватит! Обман для глаз.
Вы меня просто морочите,
Как бывало не раз.
Но звезды словно не слышат —
Мерцают себе в небесах,
Их дрожащее золото
Отразилось в моих глазах.

Звезды, прощу, пощадите,

Взмолился я к давним друзьям:
Ох, убирайся к черту —
Ответил себе я сам.

Варшавское гетто, 10 января 1942 года

Перевод с идиша на английский Элинор Робинсон

Ицхок Каценельсон родился в 1896 году в Литве. Известность ему принесли стихотворения и пьесы на иврите и идише, которые он написал до Второй мировой войны. Однако главным его достижением считается литературный отклик на жизнь в Варшавском гетто, среди участников сионистского подполья, и в концентрационных лагерях, нашедших отражение в дневнике, который Каценельсон вел на иврите, и написанной на идише поэме Dos lid fun oygehargetn yiddishn folk («Сказание об истребленном еврейском народе»). Каценельсон и его старший сын погибли в 1944 году в Аушвице.

Рабби Калонимус Шапиро Из «Священного огня»

Парашат Мишпатим [Исх. 21:1-24:181] (Шекалим [дополнительное чтение к Исх. 30:11–16])

Ныне еврей, которого терзают невзгоды, думает, что страдает только он один, точно его невзгоды и невзгоды Израиля, Б-же упаси, не трогают [Господа] небеса. В Писании же сказано: «Во всякой скорби их Он не оставлял их» (Ис. 63:9), а в Талмуде сказано [Вавилонский Талмуд, Сангедрин, 46а], когда человек страдает, что говорит шхина? «Моя голова меня тяготит, Моя рука меня тяготит». Наша священная литература учит, что, когда страдает один из сынов Израилевых, Бог, да будет Он благословен, страдает даже больше самого человека. Быть может, потому что возможности Его, да будет Он благословен, не имеют границ (и по этой причине мир не знает Его замыслов), следовательно, и страдание Его за муки Израиля тоже безгранично. И дело не только в том, что невозможно было бы человеку даже не вынести столь великие страдания, а и помыслить Его страдания, да будет Он благословен, – осознать, что и Он, да будет Он благословен, тоже страдает, услышать голос Его, да будет Он благословен: «Горе Мне, разрушил Я дом Мой и обрек на изгнание детей Моих», – невозможно, потому что Он за пределами человеческих ограничений. Лишь когда рабби Йоси ступил на развалины Иерусалима, продвинувшись на пути самоотрицания[126], и ограниченная, связанная часть его существа уменьшилась еще сильнее, он услышал глас Всевышнего, да будет Он благословен[127]. Но и тогда он услышал его не весь: он слышал Божественный глас, похожий на воркование голубя, тогда как в Писании сказано: «Господь возгремит с высоты и из жилища святыни Своей подаст глас Свой» (Иер. 25:30) – заревет как лев из-за разрушения Храма[128].