Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI-XIX веков

Идеал аскетической святости полнее всего нарисован фольклорной фантазией в духовном стихе «Алексей, человек Божий», который стал одним из самых распространенных и любимых в народе. В характеристике героя показаны важнейшие черты христианской праведности: жертвенное отречение от благ земной жизни с «максимализмом в исполнении церковного идеала» (Г. Федотов), презрение к гордыне и отказ от превосходства над людьми (Алексей меняет дорогую одежду на рубище нищего, в забвении оставляет красоту тела, смиренно принимает милостыню из рук бывших своих холопов), готовность снести любые страдания и несправедливость: «злы рабы» издеваются над неузнанным в родном доме Алексеем, не дают ему еды и помоями обливают, а он

Всю с радостью нужду принимает,
Сам Господа Бога прославляет.

Воплощенное в праведной жизни святого понятие христианской любви высвечивается стихом в мучительном сопоставлении с законом любви к «роду-племени». Алексей, отказавшийся от супружества и дорогих сердцу родителей во имя служения Господу, являет пример высшего бескорыстия и любви ко всем людям, но тем жалостнее для исполнителя и слушателей этой религиозной песни звучат после смерти человека Божия плачи-причитания его родных. Алексей, труженик и страдалец, в тяжкой доле лишает себя радости родственного утешения и ласки, и это настолько усиливает скрытую в его образе символику «агнца Божия», что неизбежно вызывает у всех внемлющих рассказу очищающие слезы сострадания и умиления, которые с таким искренним восторгом описывал Радищев.

Страдание и терпение, лежащие в основе всякого христианского подвига, являются одним из главных мотивов, движущих сюжетное повествование во многих житийных и близких к ним духовных стихах. Через них наглядно утверждается нравственная сила примера праведной жизни. Мученичество, безвинно принятое всеми страстотерпцами, о которых шла речь (упомянем еще убиенных Бориса и Глеба), оправдывает их Посмертное причисление к лику святых.

Однако безвинные страдания не всегда в духовных стихах прямо связываются с представлениями о святости. Им отводится важная смысловая роль и в раскрытии более широкой темы торжества добра над людским злом. Эта тема, намеченная в мотиве спасения из плена Агрикова сына Василия (верный христианин не может быть оставлен на поругание язычникам), развита зрелой традицией в «Стихе об Иосифе Прекрасном» уже не через противопоставление вер, а на основе нравственных антиномий. Народная поэзия по-своему интерпретирует библейское сказание об Иосифе, представляя героя изначально непорочным. Проданный завистливыми братьями в рабство, он в итоге странствий становится мудрым правителем и раскрывает на этом пути все добродетели своей души. За мытарства Иосиф награждается счастливой судьбой, а зло братьев по-христиански «наказывается» его великодушным прощением и царскими дарами. Заключающие стих строки показывают, в чем, несмотря на житейские испытания, истинность человеческого призвания:

Он Богу был, свет, угоден,
Всему миру он доброхотен,
Угодно он Господу скончался.

Богатство в сочетании с добродетелями не вызывало в народе осуждения, но само по себе могло мыслиться в духовных стихах как чреватое греховностью. Поэтому царевич Иоасаф, подобно Алексею, человеку Божию, жертвует «юностью прелестной», своим «вольным царством», «белокаменной палатой» и казной золотой во имя терпеливого служения Богу, понимая, что «житие наше часовое», а «богатство временное». Но если повествование об Алексее несет на себе отсвет великих страданий и крестных мук проповедовавшего среди людей Христа, то стих об Иоасафе ставит иную задачу — воспеть аскезу пустынножительства, путь для спасения души вдали от мирской суеты. В народном стихе нет плача страждущей души и рассуждений о созерцательном постижении Божественной правды, как, например, в пустыннических покаянных стихах профессиональной певческой традиции, зато есть ясно направленное противопоставление ценностей: чем полнее отказ от земных радостей, тем ярче свет небес. Принимая на себя добровольные страдания («есть гнилую колоду», «испивать болотную водицу») и терпеливый ритуальный труд («земные поклоны исправляти до своего смертного часа»), Иоасаф получает от матери-пустыни обещание:

Дарую я тебя золотым венцом,
Возьму я тебя, младый царевич,
На небеса царствовати,
С праведными лики ликовати!

Примером преподобной Марии Египетской духовные стихи оставляют надежду на спасение души аскезой пустынножительства и тем, кто некогда пребывал во грехе. Свершившая «грехи великоблудные» Мария, покаявшись и приняв затворничество, в многолетних самоистязаниях ревностно истребляет порочную прелесть своей плоти:

Власы у нея до сырой земли,
Тело у нея — дубова кора.
Лицо у нея, аки котлино дно.