Голубкина

Из Зарайска приехала Александра Семеновна, встревоженная, но внешне спокойная, сдержанная. Любимая сестра — Саня. Уже одно ее появление способно оказать благотворное влияние на больную. Голубкина никому не подчинялась, никто не мог ее укротить, Саню же слушается, считая, что та всегда поступает правильно и справедливо. Но сейчас стишком возбуждена…

— Ведь я здорова, здорова!.. — настойчиво и с раздражением повторяет она, когда сестра и Кругликова заговорили о клинике.

— Недели две, Анюта, а может, и того меньше. И потом сразу в Зарайск. Там тебя ждут. Мамаша…

— На кой мне эта клиника! Говорю же вам, что здорова…

И вдруг как-то жалобно, словно маленькая, просит:

— Отвези меня, Саня, в Зарайск. Прямо сейчас…

— Нет, сначала в клинику.

И Анна сразу сникла, поняла, что возражать бесполезно.

На следующий день ее поместили в психиатрическую клинику профессора С. С. Корсакова.

Эта клиника на Девичьем поле построена на пожертвования купцов в глубине приобретенной для нее усадьбы Олсуфьевых более десяти лет назад. Ее основатель и руководитель — профессор Московского университета Сергей Сергеевич Корсаков. Замечательный ученый и человек, которого все любили — и больные, и сотрудники. С самого начала он отказался от каких-либо мер принуждения, изоляторов, не говоря уже о других жестоких методах воздействия на пациентов, практиковавшихся в сумасшедших домах. В клинике Корсакова с больными обращались гуманно, разговаривали, беседовали, старались успокоить. Корсаков вел большую научно-исследовательскую работу. Он опубликовал труд о полиневритическом психозе, который вскоре назовут болезнью Корсакова и который будет признан психиатрами всего мира. Главная идея его учения в том, что причиной психических заболеваний и отклонений от нормы являются повреждения мозга и вообще нервной ткани.

Клиника вдали от шумных московских улиц, в большом парке, рядом с садом усадьбы Л. Н. Толстого в Хамовниках. Их разделяет дощатый забор, и дети писателя любили, прильнув к щелям в заборе, смотреть на прогуливающихся по аллеям больных, «помешанных», которые между тем вели себя как нормальные люди. Лев Николаевич хорошо знал Корсакова, не раз беседовал с ним о психических болезнях, о поведении людей с расстроенной психикой — эти вопросы чрезвычайно его интересовали. Бывал он и в самой клинике и однажды, по приглашению директора, вместе с семьей присутствовал на спектакле, роли в котором исполняли душевнобольные.

Корсаков внимательно отнесся к новой пациентке. Этот сорокалетний мужчина с густыми темными волосами, окладистой бородой, склонный к полноте, был приветлив, задал несколько вопросов, не относящихся к болезни, уверил, что она скоро выздоровеет.

Анна, нервно сжимая длинные пальцы, вновь повторила, что вполне здорова и не знает, почему она здесь находится, заметив, что у нее есть враги, которые преследуют ее, строят козни…

В истории болезни написано, что она страдает душевным расстройством в форме первичного помешательства. Печальный диагноз, к счастью, не подтвердившийся. Физически здоровый организм, крестьянская закалка помогли быстро выйти из нервного кризиса, одолеть недуг. Но в начале пребывания в клинике она «страдала сильным негативизмом», продолжала утверждать, что не больна, и не внимала увещаниям врачей, старавшихся убедить ее в обратном.

Профессор пригласил к себе Александру Семеновну и сказал:

— Знаете что, лучше будет, если вы возьмете сестру домой. На нее очень действует больничная обстановка, и сама она очень действует на больных…

Наверно, возвращение домой для Голубкиной лучшее лекарство, и Корсаков, наблюдая за ней, понял это. Анна, которой Саня сообщила приятную новость, несказанно обрадовалась. Что-то в ней менялось к лучшему. Она постепенно приходила в свое обычное состояние, успокаивалась и однажды, глядя из больничного окна на аллею старого парка, где кружилась рыжая собачонка, старавшаяся схватить себя за пушистый хвост, улыбнулась. Впервые за много дней…

Как-то, еще до разговора Корсакова с Александрой Семеновной, она попросила сестру:

— Принеси, пожалуйста, в следующий раз глины. Немножко…

Саня с облегчением вздохнула: верный признак того, что Анюта выздоравливает. Один вид этой серой вязкой глины вызвал у нее радостную дрожь. Казалось, что она очень долго не лепила, хотя на самом деле с тех пор, когда последний раз брала в руки глину, прошло не больше месяца… И став прежней Голубкиной, собранной, деловитой, бросающей на модель острый, проницательный, всепонимающий взгляд, начала лепить портрет больной, своей соседки, которой симпатизировала. И портрет этот успеет закончить до ухода из клиники, и потом он долгое время будет находиться в больничном музее рядом с рисунками гениального, действительно психически больного художника Врубеля…