В середине того же дня Кадем нашел следы множества лошадей, шедших на северо-восток. Их подкованные копыта оставляли четкие отпечатки на влажной после дождя земле. Четверо арабов побежали по этим следам через равнину. Во второй половине дня они увидели темный столб дыма, поднимавшийся над лагерным костром. Теперь они двигались намного осторожнее. В сгущавшихся сумерках стало видно и красное пламя. Подойдя еще ближе, Кадем увидел силуэты людей, двигавшихся перед костром. Потом утих дневной ветер, и с другой стороны подул ночной бриз. Кадем принюхался и уловил четкий аммиачный запах.
— Лошади! — взволнованно прошептал он.
Коотс прислонился спиной к стволу верблюжьей колючки и тщательно набил в свою глиняную трубку крошки сухой махорки. Его мешочек для табака был сшит из мошонки буйвола, а продетая в него сверху бечевка из сухожилия плотно затягивала его. В мешочке оставалось меньше половины содержимого, и Коотс ограничивал себя половиной трубки в день. Он разжег трубку угольком из костра и слегка закашлялся от наслаждения, когда первый клуб дыма наполнил его легкие.
Его солдаты устроились под соседними деревьями; каждый выбрал себе место по вкусу, чтобы расстелить свое походное одеяло. Они набили животы мясом коровьей антилопы — впервые за месяц с лишним они так наелись. Поэтому, чтобы люди смогли лучше отдохнуть после пиршества, Коотс позволил завершить дневной переход пораньше. До темноты оставался еще почти час. Обычно они разбивали лагерь только тогда, когда сумерки скрывали следы фургонов, по которым они шли.
Краем глаза Коотс заметил некое движение и быстро оглянулся, но тут же расслабился. Это оказался всего лишь Ксиа. И в тот момент, когда Коотс посмотрел на него, Ксиа растаял в темнеющем вельде. Ни один бушмен, всю жизнь опасающийся врагов, не ляжет спать, пока не сотрет свой след. Коотс знал, что Ксиа, скорее всего, сделает большой круг там, где они только что проходили. И если за ними крадется какой-нибудь враг, бушмен обязательно это заметит.
Коотс докурил трубку до последней крошки табака, наслаждаясь каждой затяжкой. Потом с сожалением выбил из нее пепел. Со вздохом накрывшись одеялом, он закрыл глаза.
Коотс не знал, сколько времени он проспал, когда проснулся от легкого прикосновения к своей щеке. Он вздрогнул, но тут же услышал тихое бормотание Ксиа.
— В чем дело? — Коотс инстинктивно заговорил чуть слышно.
— Чужаки, — ответил Ксиа. — Идут за нами.
— Люди?
Коотс еще плохо соображал спросонок. Ксиа не удостоил его ответом — столь бессмысленно прозвучал вопрос.
— Кто? Сколько? — Коотс сел.
Ксиа быстро скрутил жгутик из сухих травинок. Но прежде чем поджечь его, он поднял край одеяла Коотса, заслоняя огонек от возможных наблюдателей. Потом подержал жгутик над горячей золой костра. Подув на угли, он прикрыл занявшийся жгутик одеялом и собственным телом. В свободной руке он что-то держал. Коотс всмотрелся. И увидел лоскут грязной белой ткани.
— Осталось на колючках, — пояснил Ксиа.
Потом он показал свой следующий трофей — небольшую прядь черных волос. Даже Коотс сразу понял, что это человеческие волосы, хотя и слишком черные и грубые, чтобы выпасть с головы северного европейца, и слишком прямые для бушмена или какого-либо другого африканского племени.
— Эта тряпка — от длинного балахона, какие носят мусульмане. И волосы с его головы.
— Мусульманин? — удивленно переспросил Коотс.
Ксиа щелкнул языком в знак согласия.
Коотс уже научился не спорить в таких случаях:
— Сколько их?
— Четверо.
— Где они сейчас?
— Лежат недалеко. Следят за нами.
Ксиа уронил горящий травяной жгут и загасил последние искры маленькой, как у ребенка, ладонью.
— Где они оставили своих лошадей? — спросил Коотс. — Если они почуют наших, могут заржать.
— Нет лошадей. Пешком идут.
— Пешие арабы? Ну тогда, кем бы они ни были, им нужны именно лошади. — Коотс натянул сапоги. — Им нужны наши лошади.
Осторожно пригибаясь к земле, он подобрался к месту, где тихо похрапывал Оудеман, и легонько потряс его за плечо.
Как только Оудеман окончательно проснулся, он сразу сообразил, что именно происходит, и понял приказы Коотса.
— Никакой стрельбы! — повторил Коотс. — В темноте слишком велик риск ранить лошадей. Только холодная сталь!
Коотс и Оудеман подползли по очереди к каждому из солдат и шепотом отдали приказ. Мужчины сбросили одеяла и по одному ускользнули в темноту к лошадям. С саблями наготове они затаились в невысоком кустарнике.
Коотс занял позицию на южном периметре лагеря, подальше от слабо тлевшего костра. Он распластался на земле, так что любой, кто подошел бы близко, обрисовался бы на фоне звезд и угасающего следа огромной кометы, к этому времени уже превратившейся в нечто призрачное на западном небосклоне.
Созвездие Орион уже не скрывалось в ее свете; в это время года оно сияло под великолепной дорогой Млечного Пути.
Коотс прикрыл глаза, чтобы они привыкли к ночи. Он предельно внимательно вслушивался, открывая глаза лишь на мгновение, чтобы их не обманул звездный свет.