Голубой горизонт

Кадем моргнул, но больше никаких чувств не проявил.

Коотс дал ему время немного подумать об этом. Потом объяснил, почему Джиму Кортни пришлось бежать из колонии.

Хотя Кадем слушал молча, а его глаза ничего не отражали, как глаза кобры, он энергично думал. Когда он изображал из себя ничтожного матроса на борту «Дара Аллаха», он слышал, как его товарищи говорили об этом. И знал о бегстве Джима Кортни с мыса Доброй Надежды.

— Если мы и дальше будем идти по этим следам, то можем не сомневаться, что они приведут нас к какому-то месту на побережье, где отец и сын договорились встретиться, — закончил Коотс.

И они оба надолго умолкли.

Кадем обдумывал то, что рассказал Коотс. Он так и эдак вертел все в уме, как ювелир вертит драгоценный камень, ища в нем недостатки. Но не смог найти фальши в той версии событий, что услышал от Коотса.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил он наконец.

— Мы идем к одной цели, — ответил Коотс. — Я предлагаю заключить союз. Поклянемся друг другу перед Богом и Его пророком. Пусть благословят нас на полное уничтожение наших общих врагов.

— На это я согласен, — кивнул Кадем.

Безумный огонь, до сих пор старательно скрываемый, вернулся в его глаза. Коотс счел его тревожащим и более опасным, чем абордажная сабля и кинжал в руках араба во время их утренней схватки.

Сидя под ветвями высокой верблюжьей колючки, на которой уже появилась новая зелень вместо объеденной саранчой, они торжественно поклялись друг другу. Они дали клятву на клинке дамасской стали, клинке Кадема. Каждый положил на язык другому крупинку соли. Они разделили кусок жареного мяса, съев каждый по маленькому кусочку. Острым, как бритва, дамасским клинком они надрезали вены на своих правых запястьях и выдавили кровь так, чтобы она потекла в их ладони. Потом пожали друг другу руки, чтобы их кровь смешалась, и не разрывали пожатие, пока Кадем произносил священные имена Бога.

Наконец они обнялись.

— Ты теперь мой кровный брат, — сказал Кадем, и его голос дрогнул от благоговения перед связующей силой клятвы.

— Ты теперь мой кровный брат, — откликнулся Коотс.

Хотя его голос прозвучал твердо и уверенно и он открыто посмотрел в глаза Кадема, клятва не задела его сознание. Коотс не признавал никаких богов, а уж тем более иностранных, ему было плевать на божество этой темнокожей низшей расы. Выгода от сделки — вот все, что его интересовало; он бы даже убил этого нового кровного братца, если понадобится. Но он знал, что Кадема связывает надежда на спасение и страх перед гневом его Бога.

Кадем в глубине души осознавал хрупкость связавших их уз. И в тот вечер, когда они вместе сидели у костра и ужинали, он показал, насколько он проницателен и хитер. Он бросил Коотсу наживку куда более надежную, чем религиозная клятва:

— Я уже говорил тебе, что я любимец моего дяди калифа. Кроме того, тебе известны сила и богатство Оманской империи. Ее владения охватывают великий океан и Красное и Персидское моря. Мой дядя обещал мне великое вознаграждение, если я исполню его фетву. Мы с тобой дали кровную клятву, а значит, будем вместе до конца. А когда дело будет сделано, мы вместе отправимся во дворец калифа на острове Ламу, чтобы увидеть благодарность калифа. Ты примешь ислам. Я попрошу дядю назначить тебя командующим всей его армией на Африканском материке. Я попрошу его сделать тебя губернатором провинции Мономатапа, это край, откуда привозят золото и рабов. И ты станешь могущественным и неисчислимо богатым.

Весенние воды жизни Херминиуса Коотса понеслись бурным потоком.

Теперь они с новой решимостью отправились по следам фургонов. Даже Ксиа заразился желанием достичь цели. Дважды они пересекали следы слоновьих стад, шедших с севера. Возможно, слоны каким-то таинственным образом чувствовали, что на землю обрушились дожди. Коотс издали через подзорную трубу оглядывал серых гигантов, но заинтересовался ими лишь мельком. Он не мог позволить охоте за слоновьими бивнями отвлечь его от главной добычи.

Он приказал Ксиа обойти эти стада, и они двинулись дальше, оставив животных в покое. И Коотс, и Кадем, недовольные любой задержкой, гнали лошадей и людей по следу.

Наконец они миновали широкую полосу запустения, прорезанную на земле саранчой, и огромные равнины остались позади. Теперь они очутились в прекрасном крае рек и пышных лесов, воздух здесь был сладким от аромата диких цветов. Картины изумительной красоты и величия окружали их, а обещание богатства и славы гнало все дальше и дальше.

— Мы уже недалеко от фургонов, — обещал им Ксиа. — И с каждым днем нагоняем их.

Потом они вышли к месту слияния двух рек — широкого мощного течения и небольшого притока. Ксиа изумился тому, что он здесь нашел. Он повел Коотса и Кадема через целое поле гниющих, сожженных солнцем человеческих останков, обглоданных и разбросанных гиенами и другими падальщиками. Ему не пришлось показывать на брошенные копья, ассегаи и кожаные щиты, большинство которых были прострелены пулями.

— Здесь произошла великая битва, — сообщил Ксиа. — Эти щиты и оружие принадлежат свирепым племенам нгуни.