Голубой горизонт

— Я найду тебя здесь, когда вернусь, — кивнул он, когда Коотс закончил свою речь.

И тут же начал спускаться по стене обрыва, даже не оглянувшись. Ему не требовалось специально готовиться к выполнению задания, потому что Ксиа всегда нес на своей крепкой спине все свое имущество.

Еще до полудня он оказался внизу, а к концу дня подобрался так близко к стадам, что слышал мычание животных. Ксиа соблюдал осторожность, ничем не выдавал себя и не подходил слишком близко. Несмотря на все свое хвастовство, он с полным уважением относился к искусству Бакката. Ксиа кружил возле стад, отыскивая точное положение фургонов Сомои. Животные истоптали землю и перепутали следы, и даже для Ксиа оказалось нелегко найти то, что нужно.

Наконец он вышел на одну линию с фургонами, но в лиге к северу, и вдруг остановился. Его сердце застучало, как стучат копыта целого стада несущихся во весь опор зебр. Он уставился на отпечатки маленьких ног в пыли.

— Баккат… — прошептал Ксиа. — Мой враг! Я бы где угодно узнал твой след, потому что он отпечатался на моем сердце!

Все приказы и увещевания Коотса тут же вылетели из его головы, и он полностью сосредоточился на следе.

— Он идет быстро, куда-то направляется. Линия прямая, он не останавливается, не колеблется. Не проявляет осторожности. Если я сумею застать его врасплох, это будет для меня великий день!

Забыв обо всем остальном, Ксиа свернул с пути к первоначальной цели и пошел по следу Бакката, которого ненавидел как ничто другое в мире.

Ранним утром Баккат услышал птицу-проводника. Она порхала в ветвях дерева, щебеча и издавая тот особенный жужжащий звук, который мог означать только одно. Рот Бакката наполнился слюной.

— Приветствую тебя, нежная подруга! — воскликнул он.

И тут же побежал к дереву, на котором соблазнительно танцевала неприметная маленькая птичка. Ее движения стали сердитыми, когда она заметила, что привлекла внимание Бакката. Птица перелетела на другое дерево.

Баккат заколебался, оглянувшись на фургоны, стоявшие квадратом на краю леса, на дальней стороне прогалины, примерно в миле от бушмена. Если он потратит время на то, чтобы вернуться туда и сообщить Сомое, куда он собрался, птица может улететь до его возвращения. А Сомоя может запретить следовать за ней. Баккат облизнул губы: он уже почти ощущал на языке вкус сладкого липкого меда. И жаждал его.

— Я ненадолго, — успокоил он себя. — Сомоя даже не заметит, что я уходил. Они с Велангой, наверное, все еще играют со своими деревянными куколками.

Так Баккат воспринимал резные шахматы, которыми молодая пара зачастую настолько увлекалась, что ничего вокруг себя не замечала.

И Баккат побежал за птицей.

Птица-проводник увидела, что он приближается, и прочирикала ему короткую песенку, перелетая на соседнее дерево, потом на следующее. Баккат на ходу пел:

— Ты ведешь меня к сладкому, и я люблю тебя за это. Ты прекраснее всех, ты мудрее совы, ты больше орла! Ты повелитель всех птиц.

Конечно, это было неправдой, но птице, похоже, льстили слова бушмена.

Баккат бежал через лес весь остаток утра, и к полудню, когда лес изнемогал от жары, а все звери и птицы сонно умолкли, птица-проводник наконец уселась на верхнюю ветку тамбалы и запела новую песенку.

Баккат понял, что говорит ему птица: «Мы пришли. Здесь живет рой, и его дом полон золотого меда. И мы с тобой съедим его».

Баккат остановился перед тамбалой и запрокинул голову, всматриваясь вверх. Он увидел пчел, золотистыми точками клубившихся в косых лучах солнца; пчелы влетали в щель на стволе дерева. Баккат снял с плеча лук и колчан, топор и кожаную сумку. Все это он осторожно сложил у корней дерева. Птица должна была понимать, что он обязательно вернется. Чтобы у нее не оставалось сомнений, Баккат сообщил ей:

— Жди меня здесь, малышка. Я скоро. Я должен набрать растений, чтобы убаюкать пчел.

Нужное ему дерево Баккат нашел у ближайшего ручья. Он взобрался на него, обвивая ствол, как змей. Бушмены называли его винным. Листья этого дерева походили на капли слез, а крошечные цветки имели алый цвет. Баккат был осторожен, стараясь не повредить дерево больше необходимого, потому что оно представляло собой настоящую драгоценность. И убить его было бы преступлением и перед природой, и перед его собственным племенем сан.

Набив листья в поясной мешок, он отправился к рощице хинных деревьев. Выбрав такое, чей ствол по толщине подходил для его цели, Баккат надрезал кору по кольцу. Потом содрал ее с дерева и свернул в трубку, связав ее полоской коры. Затем вернулся к медовому дереву. Когда птица его увидела, она разразилась истерическим щебетанием от радости.