Голубой горизонт

— Что-то тут происходит, что воняет, как тухлая рыба, — пробормотал Джим. — Не знаю, что это такое, но вот этот нам все объяснит. — Он бросил бешеный взгляд на Рашида, все еще висевшего без сознания на колесе фургона. — Облейте его водой из ведра!

Чтобы привести араба в чувство, понадобилось не одно, а целых три ведра воды.

— Салам, Рашид! — приветствовал Джим пленника, когда тот открыл глаза. — Твоя красота освещает мое сердце. Ты слуга моей семьи. Так почему ты напал на наши фургоны и пытался убить Заму, ты ведь знаешь, что он мой друг?

Рашид потряс головой, избавляясь от воды в бороде и длинных спутанных волосах. И уставился на Джима. Он ничего не сказал, но его взгляд был весьма красноречив.

— Придется нам развязать тебе язык, возлюбленный пророка. — Джим отступил назад и кивнул Смолбою. — Сто оборотов колеса.

Смолбой и Мунту поплевали на ладони и взялись за обод колеса. Смолбой считал обороты. Скорость вращения нарастала быстро, и вскоре тело Рашида начало расплываться перед их глазами. Смолбой сбился со счета после пятидесяти, и ему пришлось начинать сначала. Когда он наконец объявил сотню и они остановили колесо, Рашид безвольно висел в путах, его грязная одежда насквозь промокла от пота. Взгляд его блуждал, он задыхался от головокружения.

— Рашид, почему ты оказался вместе с Коотсом? Когда ты присоединился к его банде? И кто тот странный араб в зеленом тюрбане?

Несмотря ни на что, глаза Рашида отыскали Джима и попытались сосредоточиться на нем.

— Неверный! — пробормотал он. — Кафир! Я действую в соответствии со священной фетвой калифа Маската Зейна аль-Дина и по приказу его паши, генерала Кадема ибн Абубакера! Паша — великий и святой человек, могучий воин и возлюбленный последователь Господа и пророка!

— Ага, значит, тот, в зеленом тюрбане, — какой-то паша? А в чем состоит эта фетва? — спросил Джим.

— Ее смысл слишком священен для ушей непосвященных.

— Рашид явно продемонстрировал свои религиозные убеждения, — печально покачал головой Джим. — Я никогда раньше не слышал, чтобы он нес такую фанатическую и злобную чушь! — Он кивнул Смолбою. — Крутаните-ка его еще сотню раз, чтобы охладить пыл.

Колесо снова завертелось, но задолго до сотни оборотов Рашида вырвало. Смолбой проворчал, обращаясь к Мунту:

— Не останавливайся!

Потом кишки Рашида расслабились, и его тело испустило фонтаны с обеих сторон одновременно.

На сотне поворотов они остановили колесо, но одурманенные чувства Рашида этого не заметили. Ощущение бешеного вращения как будто даже стало сильнее, он стонал, его продолжало рвать. Но постепенно все же затих.

— Каковы условия фетвы? — продолжал настаивать Джим.

— Смерть прелюбодеям…

Голос Рашида был едва слышен, на его бороду из уголков рта сползали желтовато-зеленые капли желчи.

— Смерть аль-Салилу и принцессе Ясмини…

Джим вздрогнул, услышав любимые имена:

— Мои дядя и тетя? Они мертвы? Скажи, что они еще живы, или я вышибу твою черную душу из тела!

Рашид наконец собрал растерзанные ощущения и снова попытался противостоять вопросам Джима, но колесо все же сломало его сопротивление, и он ответил:

— Паша казнил принцессу Ясмини. Она умерла от удара в ее преступное сердце.

Даже в таком отчаянном состоянии Рашид произнес эти слова с наслаждением.

— А аль-Салил тяжело ранен.

На Джима нахлынули гнев и горе, настолько сильные, что он потерял весь интерес к дальнейшему наказанию и допросу. Рашида сняли с колеса, но оставили в цепях и под стражей.

— Я снова допрошу его утром, — решил Джим и ушел, чтобы рассказать страшные новости Луизе.

— Моя тетя Ясмини была воплощением доброты и самим совершенством. Мне так хотелось, чтобы ты с ней познакомилась, — сказал он, когда они уже лежали ночью в объятиях друг друга. Его слезы падали на ночную сорочку Луизы. — Слава богу, дядя Дориан, похоже, сумел пережить нападение этого фанатика Кадема ибн Абубакера.

Утром Джим приказал откатить один фургон подальше от лагеря, чтобы Луиза не слышала, как Рашида крутят на колесе. Его снова привязали к спицам, но Рашид сломался раньше, чем Джим приказал начать вращение.

— Сжалься, эфенди! Хватит, Сомоя! Я тебе скажу все, что ты хочешь знать, только сними меня с этого проклятого колеса!

— Ты останешься на колесе до тех пор, пока не ответишь на все мои вопросы откровенно и подробно. Если начнешь колебаться или лгать, колесо завертится. Когда эта тварь, этот Кадем убил принцессу? Где это случилось? И что с моим дядей? Он поправился? Где сейчас мои родные?

Рашид отвечал на каждый вопрос так, словно от этого зависела его жизнь. Впрочем, так оно и есть, мрачно думал Джим.

Когда он услышал всю историю о том, как его семья сбежала с мыса Доброй Надежды на двух шхунах, а после ухода из Слоновьей лагуны отправилась на север, скорбь Джима по Ясмини слегка прояснилась; он уже предвкушал неминуемое воссоединение с родными.

— Теперь я знаю, что мы найдем моих родителей в Нативити-Бей и дядю Дориана и Мансура с ними. Теперь я сердцем отсчитываю дни до встречи… Завтра с рассветом отправляемся дальше.